Павел Брыков - Томас

Тихоня последних слов не слышал, а может и слышал, но не запоминал, а если и запоминал, то, будьте уверены, когда проснется, всё — и мальчик, и бес, и уши, всё превратится в сон, который так красочен, так ярок... Это тот сон, который ускользает из памяти с утренней росой. Но он только начался, этот бесконечный, много раз виденный сон.

Томасу чудилось, что он едет домой. Свинцовая плита Балтийского моря до горизонта, чайки, черный сырой порт с нагромождениями кораблей, кранов, лебедок. Тени в тумане, а он подростком петляет по тесным знакомым и незнакомым улочкам. Ступает по каменной мостовой, через тонкую подошву чувствуя пятками её выпуклость. Ему приятен стук каблуков, дробь эха, рассыпающегося по Старому городу. Чем ближе родной дом, тем теснее улочка, по которой он идет. Только... В этот раз сон имел другое окончание... Обычно Томас заходил в таверну «Тощая Эльза», и там его ждал отец. Он шел со счастливой улыбкой и обнимал его. Сейчас же он отошел на шаг и это был уже не Томаш, а Медведь-Соболь... и он тоже улыбался... И говорил... тебя ждут, Томас, тебя ждут...

Чертыхальски поднимается по лестнице. Свечи, гобелены, дорожка, пасть льва... Он тянет за кольцо, раздается скрип несмазанных петель. Входит вовнутрь. Кабинет почти пуст, в нем нет старика, нет пюпитра на высокой ножке... Здесь стол, и за ним сидят Натаван, Кристина и во главе — Леся. Томас подходит ближе, наклоняется и целует Натаван. Её губы горячи, развратны и надо приложить нечеловеческие усилия, чтобы разомкнуть поцелуй. Томас обнимает Кристину. Он знает, что во сне можно без боязни смотреть в её глаза. Она пиявкой прильнула к его губам, и этот поцелуй волнует его ещё сильнее. Томас чувствует как ласка женских губ и языка наполняют его тело жаром, сердце колотится, подхлестывая кровь, заставляя её стучать в висках. Вдруг сзади его обвивают руки, гладят спину, грудь, ласкают шею, пальцы впиваются в волосы, тянут назад, отстраняя от сладких губ Кристины.

Это Леся-Олеся. Настала её очередь. Она валит Томаса на пол, и ложиться сверху. Тихоня хочет её обнять, но не получается. Сёстры крепко держат его за руки и прижимают к полу. Он чувствует себя распятым. Леся начинает раздевать его... Девушки уже обнажены... Напрягшиеся девичьи соски щекочут его кожу, коготки царапают его грудь и Томасу кажется, что нет ничего слаще этой пытки. Он уже не сопротивляется, не пытается вырваться, он расслаблен, ему хорошо, и становится ещё приятнее, когда перед ним начинается танец весталок, весталок, нарушивших обед безбрачия... Продолжался танец любви вечно, если вы на самом деле знаете, что такое вечность. Вдруг ослепительный свет заставил Томаса зажмуриться, и он взлетел, не телесно, но мысленно... Взлетел и рассмотрел себя, как бы со стороны. Такое бывает во сне — вы словно умираете — возноситесь вверх и смотрите...

Открывшаяся картина заставила Томас окаменеть от ужаса.

На грязном полу сплелись четыре белых безобразных в своей наготе скелета. Они двигаются то быстро, то медленно, гладят друг друга по ребрам, по острым косточкам позвоночника, обхватываю длинными пальцами выпуклости таза, и... безобразно ухмыляются белыми челюстями.

Из глотки Томаса вырвался вопль. Но никто его не услышал...

[1] В.Шекспир. «Гамлет» V,1.

Давайте, пока Томас спит, забудем грусть-печаль, встряхнемся и окинем взглядом окрестности, чтобы узнать, чем же занимается пастор-злодей, мерзкий покуситель на наше национальное добро — Василий Краснофф. В данный момент батюшка изволили отдыхать. Сидят в кресле — ноги на пуфике, на коленях ноутбук — читают последнюю прессу. Рядом на столике пузатый бокал с лужицей недопитого «Ноя». Пастор где-то вычитал, что сэр Уинстон Черчилль предпочитал армянский коньяк иным спиртным напиткам, поэтому, пребывая на окраине Европы, где цены не кусаются, по вечерам баловал себя рюмочкой-другой. Вот только нас должно интересовать не то, что он пьет, а куда только что звонил. Если вы заглянете в его мобильный телефон и нажмете на опцию «последний набранный номер», там высветятся любопытные цифры. Так вот, за плюсиком и рядом арабских знаков прятался не кто иной, как юрист, представляющий интересы Ральфа и Михаэля.

За минувшие семьдесят с лишним лет братьям пришлось не раз менять свою фамилию. Из Восточной Пруссии перебрались в Мюнхен, где стали Шварцманами. Во время Первой мировой Михаэля и Ральфа многие видели в окопах Галиции, без устали обстреливавших русские позиции из пушек крупного калибра. Шульцы-Шварцманы стойко переносили холод, сырость, вшей, тиф, хлорный газ и, когда возникала необходимость, смело бросались в штыковые атаки.

После революций и подписания с большевиками Брестского мира братья в составе экспедиционного корпуса одними из первых вошли в побежденный Киев, а потом с авангардом ринулись на Донбасс. Шустро пруссаки рыскали по степи донецкой, но Томаса в Городке уже не было: он вместе с отступающей армией ДКСР прорвался к Царицыну и принял участие в обороне этого города, служа на бронепоезде «Красная валькирия» старшим кочегаром. В Первую мировую тот поезд состоял из приспособленных под бани вагонов, где завшивевшие солдатики мылись, а сестрички белье стирали. Большевики обшили паровоз и вагоны броней, поставили пушки, но три бани оставили — вши Революцию не приняли и кусали бывших крестьян-пролетариев, а ныне доблестных красноармейцев, со всей буржуйской злобой и ненавистью к низвергателям старого режима. Так что работы у Томаса хватало.

Часики тикали и немцам, уже успевшим на Украине подцепить революционный триппер, пришлось возвращаться домой, где они — вот незадача — на свою беду решили повторить чужой опыт. Вышло, честно говоря, коряво. Власть не удержали, а все сопутствующие перевороту болячки: разруху, голод, безработицу, сглотнули по полной.

Когда Веймарская пена вынесла на берег австрийца-арийца, дудочка запела, население построилось в ровные колонны, и позор минувшей войны скоро был забыт. Братья, теперь уже Штраусы, надели серые рубашки, черные галстуки, коричневые галифе, гетры, ботинки на толстой подошве и начали собирать походные рюкзаки.

Второй крестовый поход против Томаса радикально отличался от предыдущего. Русские теперь не за просто так отдавали свою землю, даже наоборот, начали сопротивляться. Но братья — бравые командиры танковых рот одной из бригад группы «Центр» — не унывали. Лихо воевали, заодно собирая любую информацию о нахождении некого Томаса-Тихони Чертыхальски. Тщетно — наш герой, как мы уже знаем, прятался... Хотя нет, не буду его оскорблять... Временно служил под Казанью отвечая за сохранность продовольственных складов. Кто же мог лучше сберечь народное достояние, как не наш главный специалист по «тише-тише»?