Павел Брыков - Томас

И тогда она не со страха, а с какого-то мальчишеского озорства четко произнесла:

— Согласна.

...тень приблизилась и поцеловала её в лоб...

...стоило Лесе только моргнуть, как морочное наваждение исчезло. Рядом с диваном, мило улыбаясь, стоял её мужчина. Почему она раньше не замечала, как он красив? Простота и непоказная мужественность лица. Какие у Томаса добрые, серо-голубые глаза с кисточками морщинок по углам? Черные брови и ресницы. Как они ему, почти блондину, идут. А какие узкие запястья и при этом крепкие руки? У него широкие плечи, узкая талия.

Перезвон трамвая за окном напомнил, что жизнь течет, птицы поют, город жужжит-гудит-стонет, и всё, что произошло мгновение назад, не что иное, как мираж, сон, марево над асфальтом в жару, минутное помешательство. Ведь сейчас полдень — самое пекло... Город ревёт, машины снуют туда-сюда, люди строят, копают, считают, продают и покупают... Ну и пусть работают, значит, судьба их такая, а у неё другие заботы — отдых! Вперед! Нас ждут пампасы! На море, на юг, к пальмам, чайкам, под неизвестные звезды!

Леся нисколечко не удивилась, когда Томас открыл дверь в ванную и вывел её не на хирургически чистый прохладный кафель, а на ослепительно-солнечный обжигающий как пепел костра на Ивана Купала белый песок. Стоило ей переступить через порог и тут же ветер, заставляя зажмурить глаза, рванул ткань её юбки, раздул парусом футболку, отбросил назад волосы. Леся почувствовала, как по коже пробежал холодок и у неё затвердели соски, её всю затрясло от предвкушения необычного, необъяснимого. Она чувствовала — нет, она знала — что сейчас откроет глаза и увидит не зеркало и в нём своё приперченное веснушками отражение, а нечто иное... Она увидит бесконечное бирюзовое небо в разводах бело-прозрачных туч, океан, грозный вдали и такой ласковый в лагуне, голубую прозрачную воду, в которой мельтешат рыбешки. Перед ней откроется растянувшаяся, как улыбка Чеширского кота, длинная золотая подкова пляжа, а сзади будет возвышаться колоннада пальм. Там хорошо. Там воздух свеж и на лицо падают капельки соленой влаги; там слышен далекий рокот прибоя, крик чаек, шум ветра и прохладная волна целует ноги. Вчера уже не существует и так не хочется, чтобы наступило завтра. Она поняла, что сейчас, когда глаза её ещё закрыты, время исчезло, пропало, сжалось в точку, превратилось в небрежный хлопок по плечу, быстрый росчерк в чековой книжке, невысыхающие слезы на щеках и три тяжелые горсти земли...

Ты ещё так молода, у тебя всё впереди... Сейчас, в данный миг, ты находишься в самом прекрасном месте на земле, тебя за руку держит мужчина, с которым хочется жить долго и счастливо, и ты знаешь, что так оно и будет. Долго и счастливо... пока глаза закрыты тебе так хорошо... покойно, радостно... пока глаза закрыты...

Я, при всем своем желании, пока не могу вам рассказать, как Томас и Леся могли исчезнуть из своей квартиры. Они зашли в ванную и испарились. Наверное, это чудо. Да! Не каждый день подобное бывает в нашем мире. Это — чудо чудесное! Как его объяснить? Думаю, невозможно. Если знать в чем состоит трюк, то это уже не тайна, а жульничество, надувательство, то есть обман. Но я вам гарантирую, что тогда, в августе 1999 года, я стал свидетелем настоящего необычайнейшего потрясающего почки-печёнки события, которое только подстегнуло мое желание наблюдать, что же будет дальше и чем всё закончится. Я не смог подсмотреть, что они там делали, как им отдыхалось. А очень хотелось! Мне также неведомо, что это за остров, где он находится и остров ли это?! Одно ясно — они не были в Городке-на-Суше. Боюсь предположить... Понимаю: моя версия больше похожа на фольклорный юморок, но мне кажется, что они были...

Нет, не могу...

Вы будете смеяться...

Не хочу всё портить...

Лучше продолжу...

Не знаю, какое у нашей парочки было настроение во время отдыха, но мне точно известно, на кого они стали похожи по возвращении в Городок — на кочегаров.

Ровно через двое суток, в полдень, в ванной открылась дверь и из неё вышли Томас и Леся. И тут их поджидал... сюпра-а-а-айз!

Надо объяснить. В первую же ночь после исчезновения нашей парочки к дому Леси прибыли гости. Сначала сняли охрану. В буквальном смысле. Во дворе, когда оба охранника задремали в машине. Затем в открытую форточку квартиры Леси бросили бутылку с коктейлем Молотова. Это было несложно сделать — она жила на втором этаже. Пламя занялось хорошо. Дальше каждый делал то, что должен был делать. Неизвестные смылись. Пожарные приехали вовремя и успели потушить огонь, пока он не перебросился на соседние балконы. Милиция начала искать хозяина квартиры. Соседи на следующий день не побрезговали порыться в поисках чего-нибудь ценного, но мародеры ушли без награды — уж очень огонь был прожорливым.

Когда наши курортники вернулись, то перед ними предстали обугленные стены, закопченный потолок, залитый водой и пеной пол, черная мебель, вернее то, что от неё осталось. Там был диван с торчащими во все стороны пружинами, жалкие огрызки столика, пластиковые горшки для цветов, которые больше напоминали растаявшее мороженое, только не белого, а гудронного цвета; лопнувший бутыль и торчащие из него палки — тот самый букет. Леся, увидев всё это, и вдохнув отравленный полный гари воздух, оцепенела. Она силилась хоть что-то сказать, но не могла — всё, что ей было мило в этой жизни, и что она успела накопить — хранилось здесь, в этих тесных двух комнатах. Фотографии, посуда, постельное белье, одежда, обувь, украшения, милые безделушки. И вот теперь её, дорогое сердцу прошлое, вдруг превратилось в угли.

Томас, не раздумывая, взял Лесю в охапку и потащил во двор. Выйдя на улицу, он остановил такси и, посадивничего не соображавшую девушку на заднее сидение, приказал водителю, что бы гнал на цыганский посёлок.

Всю дорогу Леся молчала.

Женщины падки на истерики, но только если рядом есть тот, кто готов их выслушать. Томас подходил на эту роль, но водитель к такой категории не относился, поэтому за всю дорогу Леся не проронила ни слова. Стоило машине подъехать к воротам дома, калитка сразу открылась — их уже ждала помощница Антонины Петровны — Катерина. Расплатившись с таксистом, Томас провел Лесю на террасу. Усадил в кресло-качалку и приказал ждать. Зайдя в дом, он строго посмотрел на Катерину, которая перед приездом гостей закатывала банки с вареньем. Вытирая руки о передник, она кивнула в сторону двери и спросила:

— Успокоить?

— Да. И уложить спать.

Томас вернулся к Лесе, но не подошел к ней, не обнял, остановился в нескольких шагах от кресла.

Час назад они купались в океане. Тихоня ещё чувствовал на своей спине покалывание острых коготков. В его голове ещё не умерло эхо хриплого дыхания, обрывков слов и плеска волн. Он помнил пьянящую разницу между прохладой воды и обволакивающего чресла жара. В памяти сохранились её припухлые губы и наполненный любовным безумием шальной пьяный взгляд... И вот эти красивые нежные глаза сейчас полыхали такой ненавистью, что она, наверное, могла бы остановить метеорит.