Павел Брыков - Томас

— Ты отомстишь? — вопрос был задан без требовательных ноток — Леся не спрашивала, и не приказывала. Она знала.

Тихоня ухмыльнулся. Такая улыбка не сулила ничего хорошего тем, кто решил меряться силами с Томасом Чертыхальски.

В тот самый момент, когда Томас обещал найти обидчиков, Антонина Петровна находилась на рабочем месте и безуспешно боролась с жарой. Баронесса холода не боялась — зимой открывала форточку, заставляя посетителей перед тем, как зайти к ней в кабинет, кутаться в шарфики, — а вот с летней парилкой отношения у неё не складывались. Когда на термометре красовалось более 25 со знаком "плюс«,баронесса болела. Её бросало то в жар, то в полымя, в голове темнело, в груди давило. Вентилятор над головой и веер в руках помогали, но не настолько, чтобы чувствовать себя в кабинете комфортно. И вы не забывайте, что Унгерн работала в здании, где стены зимой быстро прогревались, а летом хорошо сохраняли прохладу. Однако всё зря.

Душ, курительные палочки с благовониями (Таиланд, Китай, Турция), мороженое весовое порционное (по 1 кг), влажные салфетки (французские), детская присыпка (Джонсонс и Джонсонс — это не реклама), «Ессентуки» (это реклама), домашний квас литровыми кружками — вот не самый полный список способов борьбы с пеклом. В тот момент, когда позвонила Катерина, баронесса доедала второе за сегодняшний день корытце пломбира.

Заметив, как заплясал телефон, Антонина Петровна, не выпуская из коротких пухлых пальчиков чайной ложечки, свободной рукой взяла трубку.

— Шо надо?

Диафрагма проскрипела:

— У Томаса... — шипение, — приехал с девкой, тебя треб... — шипение.

Баронесса отрезала:

— Ничего, подождет... — и уже спокойнее: — Когда связь наладят?

Через полчаса к даче подъехала двадцать первая «волга». Дверь открылась, машина наклонилась на бок, хозяйка вышла, и «Волга», качнувшись, заняла горизонтальное положение. Не успела Антонина Петровна дойти до ворот — калитка распахнулась.

На пороге хозяйку встречали Катерина и Томас.

— Вы меня точно барыню... — пробурчала баронесса, размахивая веером. — Ну?

— Нас сожгли, — сказал Томас с легкой издёвкой в голосе.

— В смысле? — Антонина Петровна сложила веер и хлопнула им по ладони.

— Натуральном.

Тоня оглядела его с ног до головы. Веер отбил по ладони ритм «тук-тук-тук».

— Что-то не вижу волдырей и копоти. Разве что шлепки испачкал и, — потянула носом, — да сажей несёт.

Чертыхальски парировал:

— Ирония в данной ситуации неуместна. В то время, пока я отсутствовал, кто-то сжег мою квартиру.

— Квартиру, которую ты снимаешь?

— Да, которую снимаю.

Тоня прижала веер к сердцу.

— Девочка не пострадала?

— Она была со мной.

Подойдя к кустам, Тоня посмотрела через ветви на террасу, где в кресле уже спала Леся.

— Симпатичная. Нос длинноват, а так, сойдет.

Повернувшись к Томасу, Антонина Петровна взяла его за пуговицу на джинсах и подтянула к себе.

— Скажи-ка мне, котяра, а где ты шлялся эти два дня? А?

— На острове.

Баронесса улыбнулась сладко.

— На о-о-острове... А какое ты имеешь право на наш остров девок водить?

— Хочешь сказать, ты никого не катала, — усмехнулся Томас, но, встретившись с ледяным взглядом баронессы, смолк.

— Никогда. Никого.

Он не выдержал — опустил глаза, потупился.

Хозяйка вдруг встала на цыпочки, приблизилась к уху Тихони и прошептала:

— А хотелось...

Велев Катерине поставить машину в гараж, Антонина Петровна с Тихоней удалились на второй этаж — держать совет.

Поднявшись по скрипучей лестнице и осмотревшись, Чертыхальски не удержался от колкости:

— Ты бы мебель поменяла, что ли? Не дом, а музей имени Калинина.

Тихоня не преувеличивал. Личное царство Тони украшали: большой комод с ящичками, слоники, рюмочки, беседки с глазком — это такое пластмассовое чудо, смотришь в кружочек, а там — фотография, как живая; сервант с хрусталем, на стене над кроватью ковер с оленями, в углах под стеклом в старых рамах вышитые крестиком гобелены.

— Всё за барахлишко держишься? — не унимался Томас.

— Не учи ученую. Я по островам не шляюсь, дома ночую. Захочу — поменяю. Увянь!

Сели друг против друга за круглым укрытым бархатной скатертью столом. В центре блестел поднос, на котором стоял окруженный гранеными стаканами графин. Тут же рядом были навалены бумаги и серые папки. Тихоня, услышав, как жалобно заскрипел под Тоней стул, подумал, что не хватало ещё, чтобы она сейчас грохнулась на пол.

— Но стулья-то могла купить? Или с работы притащи — у тебя там этого добра.

— Куплю! Видишь, — хозяйка кивнула на накренившуюся на бок стопку папок, — полугодовой отчет сдавала. Тут нет времени задницу подтереть, а ты развопился.

— Ага, немытая ходишь.

Антонина Петровна так грохнула своим кулачищем по столу, что в серванте посуда звякнула.

— Да пошел ты. Я всё бросила, прилетела, а мне ни спасибо, ни пжалуста!

На такие речи Томас ответил очень спокойно:

— Так я на остров съездил за «спасибо».

— Это как? — баронесса замерла.

— Загадка номер один. Как я мог поехать на остров за «спасибо»? Туда запросто не пускают, а я побывал. За «спасибо».

Тихоня улыбнулся так, что засияли все его зубы, да ещё и бровями издевательски поиграл вверх-вниз.

— Не догадываешься? Тогда тебе для разогрева ещё одна загадочка. Как можно убить беса, если бес бессмертный?

Антонина Петровна положила локти на стол и подперла подбородок ладонью.

— Слушай, родной, тебе уже сколько лет, а все в детство играешь. Не надоело?

— Не, — ответил Томас. — Я всегда говорил, что лучше ходить в детский сад, чем в дом престарелых.

— Ой, ой, ой! Держите меня — пионэр!

— Давай ближе к делу, Тоня. Отгадочка готова?

— Не знаю, — хозяйка вздохнула, — На вторую — не знаю.

— А про «спасибо»?

— Что сложного? На «слове» зацепил. Трюк старый — не все помнят.

Заметив разочарование Томаса, она добавила:

— Но получилось весело — не спорю. Без каламбуров не можешь.

— Ладно, — Томас подобрел. — Давай лучше отчитаюсь по чистеньким. Номер «два» вычеркивай, у неё защита такая стоит — зенитная батарея. Зыркают, так и ждешь, что насквозь пробьют. Мне одно орудие даже в радость, но когда они пучками наседают...

— Детки?

— Их там вокруг ошивается — все мал-мала-меньше. Ну их! Подсунь Катю старичкам — пусть порадуются. Номер «один» тоже не по мне. Нечего поэтесс недотраханых подсовывать. Графоманок... Свистун, который мне попался, это номер «шесть»?

— Ваня? Не, это муж Леонеллы Францевны. Когда-то нормальным мужиком был, в отчетность по полгода не попадал... Когда у жены дела пошли в гору, спиваться начал. Сейчас вроде в завязке. А номер «шесть» — это Иваша Миклухо-Маклай. Наш, местный, без царя в голове. Поэт. В Городке лет пять не появлялся и вот, говорят, на рынке видели. Где носило — не знаю, и что он сейчас делает тоже. Такое странное ощущение — есть человек, а я его не чую, и получается — нет человека. Ты за него не переживай, теперь он моя забота. Сама найду.