Павел Брыков - Томас

— Не чуешь? Такой чистенький?

— Выходит, — сказала Тоня и замолчала, задумалась.

— Ладно, — махнул рукой Тихоня, — разберемся. Кстати, «пятый» уже покоцан.

— Разве?

— А прислушайся.

Баронесса прикрыла глаза. Расслабилась... Вдруг как подскочит:

— Так она же у меня гостит!

— Ага, — Томас сиял, как Архимед после бани. — Вот тебе и спасибо.

— Объединил, сволота. Окучил девку и на острове позагорал. Ну... жук...

Антонина Петровна вдруг насупилась, задышала сердито. До неё дошло.

— Слушай, не хотела. Так само получилось.

— Проехали. Наверное, просто совпадение.

Вот только ухмылка Томаса показывала, что он не верит в свои же слова. А Тоня не стала спорить, наоборот, она начала наступать:

— Какое уж тут совпадение? Ты и совпадение? Ищи дуру. Томас! Опять за старое взялся?! А? Ты зачем приехал?

— Отдохнуть.

— Ну, чтоб вас всех да через пердак... Пустила в курятник! Расслабилась. Пожалела, а он вот как отплатил. Лучше сразу скажи, что наклёвывается? Что удумал, гад?

Томас поморщился.

— Говорю, не в курсе. Лучше колись, что это за Сермяга такой? И почему вокруг него столько швали танцует?

— Андрей?

— Не, отец.

— О! Папаша... Пойдем, покажу.

Тоня отвела Томаса в свою спальню. Здесь обстановка тоже напоминала о давних десятилетиях уходящего века. На полу был расстелен бухарский ковер, ещё два висели на стенах. Между окон стоял большой черный шкаф довоенных времен. В углу купеческая кровать с блестящими шарами, пирамидой подушек и подушечек. На самом видном месте висела картина в богатой раме. Вернее, укрытый стеклом рисунок карандашом.

Томас подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть. На большой охапке сена сидела женщина — маленькая голова с высокой прической, на породистом лице застыло самодовольное выражение; узкие плечи, массивные руки с маленькими кистями. В одной женщина игриво держала плетку, во второй — тортик. На лакомство устремились копошащиеся вокруг... Сперва Томасу показалось, что по земле рассыпались крысы, мыши и тараканы, а потом почудилась грязь, и только приглядевшись, он различил рожки, хвостики, пятачки. Когда подошел вплотную и прочел выдавленное на золотой дощечке название, начал смеяться. Там красовались два слова «Наша власть».

Чуть успокоившись, вытирая невольно выступившие слезы, Тихоня спросил:

— Он с тобой знаком?

— В том-то и дело, никогда не виделись, а схватил, гад, — Антонина Петровна хохотнула баском: — Вот какой у нас был Сережа.

— Где взяла?

— Где-где? Украла. Я почувствовала, когда он её ещё задумал. Следила не отрываясь. Когда закончил, увидела, что вышло, и тогда стибрила. Разве я могла такую улику оставить в чужих руках?

— Но тут никакого портретного сходства.

— Да, но попал! — Тоня хлопнула ладонью по столу. — А если кто из старших увидит? Тут большого ума не надо, догадаются. Попробуй потом докажи, что не с натуры...

— Бывает же такое, — покачал головой Томас.

Ему представилось, как темной ночью в полночь крадется баронесса Антонина. Ветер шумит в кронах тополей, тревожно кричит выпь, скрипят половицы крыльца, хлопают ставни, где-то далеко лают собаки, в руках у неё огромная фомка и мешок. На лице воровки черная маска, а на ногах белые кроссовки. Почему белые, и к чему тут ставни, половицы и вой собак, ведь художник жил в многоквартирном доме! Томас подумал, что вот такие обывательские мелочи и лишают удовольствия фантазировать.

— Какой он был человек? — спросил Томас, вернувшись на грешную землю.

— Веселый. Розыгрыши любил. Подарки друзьям всегда дарил с подвохом. Однажды пришел на день рождения к приятелю из бригады, большому любителю фантастики, и подарил ему труд под названием «Вперед к коммунизму». А Васе Любичу на день рождения преподнес пастуший бич. Говорит, ты ведь коногон, вот и будешь коней гонять.

Тихоня и хозяйка вернулись в гостиную.

— Жаль мужика — на бабе погорел. Приехала тут одна плюгавая, евреичка. Окрутила и увезла. Хотела её машиной, — не на смерть, а так, чтобы на колясочке покаталась, — но руки не дошли. Когда спохватилась, Сережи уже не было — уехал.

— А сын?

— Очкарик. Со странностями.

— Пишет хорошо?

— Не знаю. Я его, в отличие от Сережи, не слышу.

— Выходит, сынок не в папеньку?

— Выходит так.

— Пощупал я твоего Андрюшу за жабры. Толковый. Можешь его тоже вычеркивать — пусть живет.

Томас вдруг взял стул, поставил рядом с баронессой и спросил строго, резко, как хозяин:

— Кто нас сжег?

Антонина Петровна пожала плечами.

— Не знаю. Я бы почувствовала.

Чертыхальски поправил волосы, завел их за свои хрящеватые острые уши.

— Поджог — это грех?

— Грех.

— Так как же он мог пройти мимо отчетности?

— Не знаю, — покачала головой хозяйка. — Там кто-то сильнее меня работал.

— Что-то плохо верится. Сильней тебя? Ты же здесь хозяйка! Скорее сама подослала, а теперь юлишь.

Антонина Петровна снял с носа очки и, протирая стеклышки салфеткой, ответила:

— Какой резон? Оно мне надо? Как ты приехал, я вообще не напрягаюсь — всё за меня делаешь.

— Чужаков чула?

— Да их столько! За всеми не уследишь: туда-сюда шастают. Скорости — вон какие.

Томас не стерпел, взорвался:

— А ты, голуба моя, туточки на что поставлена? Не успеваешь — в три шеи! Или на курсы повышения квалификации отправить?

— Ага, во Фрунзенское!

— Дождешься. В Салехард! Скажи, из Пруссии был кто?

— Тихоня, тут боятся нечего. Два теннисиста на турнир приехали, но они кроме стадиона и гостиницы ничего не видят, завтра уезжают. Пара консультантов с коксохима второй месяц пьют, что-то там с нашими обмывают... и всё вроде.

— Есть ещё кто?

— Всех не перечислишь, много. Протестантов-сектантов, как саранчи. Учителя в инязе, инженеры — французы... Да что гадать? Приезжих среди них нет. Все здесь задолго до тебя. Пожар я прошляпила, каюсь, но ведь и ты хорош: не сказал, где остановился. Если б знала, где твоя нора, я бы на сигнализацию её поставила, а так — ищи свищи. Пожаров и без тебя хватает. К тому же всё сходится. Я твою кошечку раньше не чула.

Томас задумался.

— Блин, что же тогда делать?

Хозяйка прокашлялась.

— Подожди, это ещё не всё. Я чего задержалась. Только собралась к тебе, тут звонок от нашего знакомого. Пал Сергеича.

— Крымского?

— Его самого. Говорит, что двух его беркутов — того... Возле твоего дома паслись, как бы охраняли, а сегодня утром их нашли... В лесополосе.

— И что там?

— В сгоревшей машине.

— Ого! Это серьезно, — присвистнул Чертыхальски.

— Более чем.

Томас сжал пальцами виски.

— Странно. Никто не знает, что я здесь. Леся не такая уж и цаца, что бы ей вредить. Разве что, через любовницу хотели насолить этому... Валику...