Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

С этими словами Мать потянула за кольцо в полу, открыв крышку погреба. Взяв свечи, ведьмы спустились вниз по осклизлым ступеням в прохладную сырость тесного подземелья.

Хэлена была тут уже не раз, но ей всегда было интересно взглянуть на стройные ряды склянок и горшочков с разноцветными жидкостями и мазями, плотно запертые сундуки со стопками медленно тлеющих книг внутри. И непонятно было, отчего здесь трещат церковные свечи: от сырости, пропитавшей воздух, или от обилия колдовских снадобий?

Мать взяла с полки пустую сумку и протянула Хэлене.

— Возьми, пригодится, — сказала она, а потом пристально уставилась на свои полки и начала по одному вылавливать маленькие бутыльки, не больше детской ладошки каждый. — Вот тебе три флакона. В этом яд. В этом сонное зелье. Так, а в этом «Бычий Глаз». Но смотри не перепутай! А «Глаз» у меня очень крепкий, может и убить, если выпьешь слишком много. Ещё возьми кинжал.

Её голос казался здесь глухим и пугающим.

Старуха нагнулась, открыла сундучок, стоявший на полу и уже поросший плесенью, и достала оттуда кинжал. Тонкое лезвие, маленькая, вычурная рукоятка. Это оружие как будто специально было создано для девушки. Кинжал был тяжелее, чем казался. Отполированное лезвие было предназначено больше для колющих ударов, нежели для режущих. Например, ударов в спину, в горло или в сердце. А если ещё и с хорошим ядом…

— Его делал отец Эрики, — проскрипела старуха. — Наверное, для неё самой. Но ты всё равно бери. Тебе он послужит не хуже. Мне ни он, ни зелья больше не понадобятся…

Они поднялись наверх, и старуха закрыла крышку подпола.

— Почему они вам больше не понадобятся? — настороженно спросила Хэлена.

— Потому что стара я стала. Скоро, осенью или следующей весной уйду. Пусть жрицей другая будет, я научила вас всему, что умела. И так уж до старости задержалась.

— А кто же будет вместо вас?

Хэлена поддержала ведьму под руку.

— Не знаю, это уж как старейшины решат. Может быть и ты будешь, хотя… Ладно.

Они дошли до входной двери.

— Главное помни, Лисица, — ведьма посмотрела в глаза Хэлены. И во взгляде этом была такая мягкость и доброта, которой у Матери никогда, наверное, не видели. — Всё это ради Эрики. Я боюсь даже представить, что будет, если мы её не вернём. Всё рухнет. А если инквизиция будет гоняться за этим Флоком, может быть у нас будет время всё исправить.

И в этот момент Хэлена так возненавидела Эрику, что захотела её смерти.

Карета легко катилась на восток по лесной просеке. Сквозь шум леса, сквозь пение птиц и фырканье лошадей. Готфрид, намеревавшийся немного вздремнуть по дороге, понял, что это было бы не вежливо по отношению к даме. Как там сказал Фёрнер? Белая колдунья? Ладно, пусть будет белая колдунья.

Немного скромная на первый взгляд, Хэлена оказалась отличным собеседником: вместо пустых и скучных монологов о дрянной погоде и жалоб на свою жизнь, как часто бывает в разговоре незнакомых людей, она с видимым интересом начала расспрашивать Готфрида о его жизни, привычках и пристрастиях. Он отвечал коротко и односложно, немного смущённый излишним, как ему показалось, вниманием, ведь его дома ждала Эрика. Внезапно начался дождь — он гулко забарабанил по крыше кареты, из-за чего спутники стали плохо слышать друг друга.

Вечером они остановились в придорожной корчме, где отужинали и отдохнули. У Готфрида болела спина после неудобных сидений, но до Эрлангена оставалось совсем немного, поэтому было решено ехать ночью.

Когда наступили сумерки, кучер запряг сытых коней, дождался, пока пассажиры усядутся на свои места и, попрощавшись с какими-то знакомцами, тронулся. Вечер был душным — явно жди грозы. Однако эта духота создавала какое-то особое настроение. Спокойный застоявшийся воздух, мерное покачивание кареты, огоньки жилищ, уплывающие в ночь… Готфрид хотел было задремать, благо обстановка располагала, однако Хэлена опередила его, по-детски непосредственно положив голову ему на плечо. Конечно, теперь про сон и речи быть не могло: у Готфрида сбилось дыхание, а кулаки непроизвольно сжались. Что ни говори, кто там его дома не ждал, но Хэлена была действительно очень желанной.

Однако он взял себя в руки, утроился поудобнее и уставился в окно, на проплывающие в темноте поля, постепенно сменяющиеся сосновым лесом. Над всем этим безлюдьем висели серебряные звёзды и серп убывающей луны. Кучер затянул вполголоса какую-то песню, и, пытаясь разобрать её слова, Готфрид не заметил, как уснул сам.

— А ну, слезай! — от этой фразы Готфрид проснулся.

Плохо соображая, что происходит, он отодвинул от себя Хэлену, которая тоже открыла глаза.

— Что же вы, добрые люди, везу людей… — послышался голос кучера.

— А ну слезай, кому говорят! — повторили злобно. — Тащите его, ребята.

Снаружи началась возня, послышались ругательства и сухие щелчки ударов — кучер оказался не робкого десятка, и, видимо, стал сопротивляться обидчикам. Готфрид надел шляпу и вылез из кареты. За ним испуганно выглянула Хэлена.

Снаружи стояло несколько человек, вооружённых кто чем — от допотопных мечей, до шпаг и пистолетов. Двое из них стаскивали упирающегося кучера с козел, а остальные, посмеиваясь, наблюдали за их вознёй.

— Кто вы такие? — спросил Готфрид надменно. — По какому праву…

— Вали его ребята, — приказал один из разбойников, судя по всему главарь. Он стоял поодаль, закинув руку с пистолетом на плечо, а другой указывал на Готфрида. На лице у него, как и у всех остальных, была чёрная повязка, оставлявшая открытыми только глаза.

Негодующий Готфрид схватился за шпагу, однако получил тяжёлый толчок в спину, и грохнулся под ноги бандитам. Те заржали, словно кони, наступили на руку, вырвали шпагу и срезали кошелёк.

— Да отойдите вы от кучера! — крикнул главарь. Грохнул выстрел, полыхнуло так, что на мгновение осветило всё вокруг.

Ещё живой кучер мешком свалился с той стороны телеги. Готфрид, пытаясь увернуться от пинков, краем глаза увидел его скрюченную от боли фигуру, пальцы, царапающие землю, и рот, хватающий воздух.

Послышался визг Хэлены. Её ноги, обутые в походные сапожки, ступили на землю рядом с телом кучера, а затем бросились в ночь.

— Ловите девку! — заорал главарь, и бандиты бросились за ней. — Куда, дураки! Этого добейте!

Теперь на долю Готфрида осталось всего двое. Было страшно, и он уже почти ощущал, как пуля прошивает его тело. И этот страх придал ему сил. Он схватил одного разбойника за ноги, повалил на землю и вскочил.

Второй отшатнулся от него, как от дьявола. И Готфрид понял почему: главарь уже перезарядил пистолет и направил на него. Пришлось броситься прочь, пригибаясь и ныряя из стороны в сторону. Прогремел выстрел, но Готфрида не задело.