Яцек Дукай - Иные песни

— Но все это может оказаться и правдой! Ведь никто не знает, зачем они прибыли в земные сферы. А Рог и вправду высылал агентов и крыс, целые экспедиции в Сколиодои, и даже не только в африканское; мы теперь знаем, что это он силой захватил большую часть садарских путей и факторий в Золотых Королевствах, он убивал александрийских купцов. И последнее Пифагорейское Восстание финансировала именно Москва. А бабка его и вправду была еврейкой. И испокон веков он выпускал из своих уральских конюшен какоморфов, которые никому бы ранее и не приснились.

— Видишь, как ты прекрасно врешь? Сам себе поверил.

— Но это может быть правдой!

— Даже если и так. Ты этого не знаешь. Врешь, кириос.

Он потер лоб, на коже остались красные следы.

— Я стратегос. Обман — в моей природе. Обмануть врага, пусть повернется спиной, и тогда ударить. Искренность и простота — суть поражение.

— И прекрасно справляешься, клянусь.

— Чума на тебя, чего ж ты от меня хочешь?!

Она отвела взгляд, наклонила голову.

— Не знаю. Может, не нужно мне было подслушивать разговоры о делах кратистосов… Форма Наездников Огня — иная: лицом к лицу, в бой до самой смерти. А все эти интриги начинают меня калечить, искривлять. Я уже не уверена, как поведу себя в битве. Дай мне слово, кириос, что позволишь мне сражаться.

— А твой доспех еще не распался?

— Я настраиваю его всякий раз, когда возвращаемся в сферы эфира. Дай мне слово, кириос. Какие у тебя теперь планы, после возвращения в Рим?

Он скривил губы, устремил взгляд в потолок.

— Мне нужна громкая, символичная победа. И которой удастся добиться небольшими силами. Когда должен дойти первый взнос для Византийского Хоррора?

— Я говорила тебе, кириос. Двадцатого.

— Время, время, Шеол, все меньше времени. Ты видела, где нынче взошла Венера? А то чудовище ночью! Всё Искривляется.

— Отец говорил, что пройдет как минимум несколько десятков лет, пока адинатосы сумеют обеспечить постоянные нападения на Луну и Землю.

— Да-а, знаю, Госпожа может еще подождать. Но не должна. Вот спроси стратегоса: лучше атаковать своего врага, пока тот слаб и дезориентирован или когда уже окопается, скроется за укреплениями, подтянет резервы? Вы всё еще не понимаете одного: мы и вправду можем проиграть эту войну — не просто битву, но именно войну, человек может подчиниться адинатосу; и антропоморфа погибнет навсегда, не останется даже памяти, даже руин, даже слов, уйдет, распустится, деформируется все, что человеческое. И здесь я не вру.

— Ты веришь в это, да.

Эйдолос Навуходоносора появился на созванной стратегосом Бербелеком встрече впервые. На предыдущие приглашения Золотой не отвечал вовсе. Но на этот раз прислал кароскафный океаник с личным послом. Крысой Навуходоносора оказалась некая эстле Игнация из Ашаканидов, и, едва лишь она перешагнула порог кабины, Аурелия поняла, что эстле и стратегос знакомы. Бербелек не был пойман врасплох, ибо еще ранее корабли обменялись дипломатическими нотами вежливости, и он знал личности всех крыс, — и все же Форма их приветствия несомненно скрывала нечто большее, чем просто ироничную учтивость.

Стратегос принял эстле Игнацию на приватном завтраке. Но поскольку на нем присутствовала и Аурелия, с Ашаканидийкой, для сохранения баланса, сидел за столом ее молчаливый племянник индусской морфы — удивительный выбор для поверенной александрийского кратистоса. Сидели, таким образом, друг против друга: Аурелия и индус, Бербелек и Ашаканидийка. Еду подавали корабельные дулосы под надзором Портэ. Были отворены все иллюминаторы, веял теплый, бодрящий утренний бриз, запах моря изгнал тяжелые запахи парфюмерии и благовоний. Сам бриз не был настолько силен, чтобы раскачать «Филиппа Апостола», но в месте такого скопища демиургосов и текнитесов моря и ветра всегда делалось неспокойно, сталкивались фронта, океанос волновался — в капитанском салоне «Филиппа» позвякивал сервиз, плескались напитки, несколько круглых фруктов выпали из миски и покатились по столу, Аурелия поймала их в последний момент. Это было ошибкой, огонь выстрелил вдоль ее руки голубой лентой. Эстле Игнация на полуслове прервала рассказ о новейших александрийских сплетнях, едва успев передать Бербелеку шутливый привет от Алитэ и Шулимы и общих эгипетских знакомых. Моргнув, уставилась на Аурелию. Аурелия медленно отложила фрукты и опустила глаза. Зарумянилась бы, когда б румянец не был для нее невозможен по определению. Вместо этого запахнула сильнее хумиевое пальто и поправила обшлага широких рукавов.

— И не жарко тебе в этом мехе, дитя мое? — спросила ее эстле Игнация.

Аурелия хлопнула себя по бедру, спохватилась и пожала плечами.

Сама эстле Игнация была одета в легкое кафторское платье с короткими рукавами и белым корсажем, затянутым под грудью; льняная юбка в пол. Эстле была красива настолько, насколько и должно бы ожидать от живого отражения Навуходоносора Золотого: сияющая медная кожа, черные, как парики фараонов, волосы, классическая александрийская грудь с весьма темными сосками, лицо с чертами Исиды: царственный нос, высокие скулы, ласточкины брови… Это была красота столь близкая к лунным идеалам, что действовала даже на Аурелию — образ окончательного совершенства. Эстле Игнации не приходилось осознанно вести себя горделиво: поза, тон голоса, жест и выражение лица были естественным продолжением морфы. Достаточно было только взглянуть на нее — и шея сама склонялась, взгляд устремлялся в землю, горло пересыхало.

Говорили лишь стратегос Бербелек и Ашаканидийка.

— Работа у вас в руках, как посмотрю, горит. Мы впечатлены твоими последними успехами, эстлос, это правда. Руид, Агназия, Данциг — и это лишь силами Вистулии, готов, нордлингов; воистину: Стратегос Европы. Проблема лишь в том, что… мм, спасибо… что Золотой активно участвовал в ее Изгнании и знает, что она это помнит.

— Совершенно не понимаю вашего страха. Если разобраться, это ей следовало бы бояться и требовать гарантий: откроет для вас свою сферу, откроется для удара — вы все против нее одной; такой коалиции не было даже семьсот лет назад.

— Миновало семьсот лет, и она владеет Луной. Миновало семьсот лет — и что же она делает? Покупает себе на Земле армию. Получает одного из самых умелых стратегосов.

— Я не приносил ей клятвы.

— О, правда? Это что-то новое для Матери. Но да, да, конечно, я тебе верю, эстлос. Разве любовник Девы Вечерней должен приносить клятву еще и самой Жестокой?

Аурелия ощутила перемену в морфе Бербелека; у него не дрогнул ни единый мускул, и все же изменение было для нее очевидным. Итак, крыса Навуходоносора бросила в лицо Бербелеку имя Лакатойи, правду о сущности эстле Шулимы Амитаче. Отступать некуда — они расстанутся как союзники либо как враги.