Борис Батыршин - День ботаника

Новогородцева, осталось уточнить кое-какие детали. В бумагах, что я вам дал, поэтажный план Центра, фотографии – изучайте, готовьтесь. Конечно, всё это тридцатилетней давности, но другого, извините, нет.

– Значит, решено – отправляемся в Курчатовский Центр?

Завлаб замялся.

– Я послал Бичу вызов, без него даже пытаться не стоит. Рейдер вы пока, уж простите, никакой, а Щукинская Чересполосица – место страшненькое, непредсказуемое. Да и про Центр много чего рассказывают. В подвалах там атомный реактор, неизвестно какие оттуда могли вылезти мутанты.

– Кстати, о реакторе… – припомнил Егор. – Мне сказали, что под ГЗ якобы тоже есть реактор, действующий. Неужели, правда?

Завлаб с интересом посмотрел на собеседника.

– А вы как полагаете?

– Ну… с одной стороны сложно представить себе реактор без современной электроники и цифровых систем управления. А с другой – раньше-то обходились? Да и питать ГЗ электроэнергией – это ж никакой соляры не напасёшься!

Доцент Шапиро кивнул.

– Да, тут вы правы, тем более, что лёгкие нефтепродукты в Лесу долго не живут, превращаются в негорючий кисель. И насчёт реактора – чистейшая правда. Его заложили при строительстве ГЗ, улучшенная копия реактора Обнинской АЭС, первой в Союзе. В конце шестидесятых реактор законсервировали, а после Зелёного Прилива, когда стали возвращать МГУ к жизни – запустили снова. Благо, система управления у него на ламповой электронике.

– Выходит, и в легендах о ГЗ есть зерно истины, так, Яков Израилевич?

– Как видите. – Шапиро усмехнулся – Хотя, искать по подвалам установки для замораживания грунта или золотую статую Сталина всё же не советую. И ещё один момент…

Он помедлил, словно не решаясь продолжить.

– Помните, нашу беседу в тире? Вы ещё спросили тогда, верю ли я, что Лес обладает разумом? Так вот, не исключено, что документы, за которыми вы идёте, помогут пролить на это свет. И тогда – я даже представить себе боюсь, как изменится привычный нам мир.

– Яков Израилевич! Звонили с поста охраны. Ваш подопечный опять что-то учинил на рынке!

В дверях кабинета стояла секретарша кафедры. Судя по брюзгливому выражению красивого, холёного лица, дама прибывала в крайней степени раздражения.

– Сколько это будет ещё продолжаться? Вы что, не понимаете, что он срамит всю кафедру и лично Карена Адамовича?

Кареном Адамовичем звали заведующего кафедрой Ксеноботаники, профессора Адашьяна.

– О, ч-чёрт, опять выбрался… – Шапиро схватился за голову. – Простите, Аида Михайловна, я сейчас… молодой человек, вы мне не поможете?

Возмутитель спокойствия лежал на растрескавшемся асфальте в окружении полудюжины студентов. Рядом торговец-лесовик, недовольно бурча, собирал разбросанный товар – ремни, сумки, кошели и прочие изделия из кожи.

Белобрысый биофаковец – Егор видел его вчера в лаборатории генетики – поднял на завлаба испуганные глаза.

– Кажется, не дышит…

Егор опустился на корточки. Тело, в самом деле, не подавало признаков жизни.

– Снова труп?

– Во-первых, юноша, что значит «снова»?! – нервно отреагировал Шапиро. – Несчастный случай с Конкиным целиком на его совести, не надо было нарушать инструкцию о запрете одиночных выходов в Лес! А во-вторых, никакой это не труп. Это… как бы вам объяснить… Мартин. С филфака.

В подтверждение этих слов «труп» дёрнулся и издал немелодичный храп. На Егора пахнуло густым спиртным духом.

– Разве в Универе есть филфак?

– Нет. А этот вот – есть. Да расходитесь вы, молодые люди… – Шапиро замахал руками на зевак. – Пьяного, что ли, никогда не видели?

Егор перевернул лежащего на бок. Тот отреагировал на вторжение в личное пространство невнятным бормотанием и новой волной сивушного перегара.

– Мартин? Иностранец, что ли?

– Нет, наш, местный. Да вы поднимайте, надо отвести его к нам, наверх. Он вообще-то смирный, но, всякий раз, как выходит на двор – надирается до зелёных чертей, надо полагать, для храбрости. Впрочем, его и так-то трезвым никогда не видели.

Шапиро суетливо зашарил по карманам и извлёк мешочек с желудями.

– Ведите его к лифтам, а я улажу вопросы с торговцами. Надо же заплатить, что он там поломал.

– Мартин – это не имя, а прозвище. – объяснял завлаб. Вдвоём они доволокли «труп» до неприметной каморки в дальнем конце коридора, и вернулись в лабораторию. – А как его на самом деле зовут, не признаётся. Одному Гоше что-то про себя рассказал – родственная душа, такой же алкаш. И тоже, то ли закончил филфак, то ли выперли его оттуда… А в ГЗ Мартин чуть ли не со дня Зелёного Прилива. Прибился к нашей кафедре, помогает по мелочам, а мы его подкармливаем.

– Сколько же ему лет – пятьдесят, шестьдесят? – удивился Егор. Несмотря на застарелые следы возлияний, украшавшие физиономию загадочного пьяньчужки, ему трудно было дать больше сорока.

– А кто его знает? Документов у него нет. Живёт в своей каморке, книги туда стаскивает, старую фантастику. И не макулатуру какую-нибудь: Стругацких, Лема, Прачетта, Стивена Кинга. Девицы к нему шастают – вы, конечно, слышали об этом нелепом суеверии насчёт иммунитета к эЛ-А… У Мартина, видите ли, полнейшая невосприимчивость. Но толку от неё ноль – до судорог боится Леса, представляете? Я как-то попросил его выйти, расставить контейнеры с пробами – тут, недалеко, на Мичуринском, вы там были с Фомичом… Так больше не прошу – вы бы видели, какой он балаган учинил! Рыдал, бился в истерике, орал, что его на смерть посылают, порывался в ноги упасть, лишь бы не идти наружу. Да и ленив, скотина, только и может, что пробирки мыть, да втихую учить студентов гнать грибовуху на лабораторном оборудовании!

Завлаб пошарил по ящикам стола, достал пачку «Мальборо». Егор удивлённо поднял брови – до сих пор он ни разу не видел шефа курящим. Похоже, происшествие с Мартином выбило его из колеи.

– Кстати… – Шапиро неумело раскурил сигарету, – если заинтересуетесь местным фольклором – это к Мартину. Никто не знает больше баек, суеверий и всяких прочих историй о Лесе. Бутылочку только не забудьте – пить придётся с ним наравне, а это, доложу я вам, испытание!

Егор отвернулся, скрывая ухмылку. Похоже, завлаб тоже нашёл в загадочном Мартине родственную душу. Можно поспорить – на досуге они частенько ведут ностальгические беседы о фантастике. И, надо полагать, тоже не всухую.

Шапиро сделал пару затяжек, закашлялся и выбросил сигарету в окно.

– Помните, мы давеча беседовали о Дне Ботаника – я вам ещё показывал листок отрывного календаря? Так это он, Мартин, его нашёл и отдал мне. Так что, если бы не он – не было бы у нас этого праздника.

– Что ж вы, отче, упорствуете? Послали бы монасей, чтобы забрать этих бедняг прямо у моста – глядишь, и обошлось бы. Да и мне не горбатиться зазря…