Борис Батыршин - День ботаника

Длинный прерывистый гудок прервал его рассуждения. Путники вскочили на ноги – из-за деревьев, куда убегали блестящие нитки рельсов, поднимался столб густого чёрного дыма.

– Это же Лёха-Кочегар! – расплылся в улыбке егерь. – Дымит, бродяга, уголь у него паршивый. Вот свезло, так свезло!

Платформа заливалась на стыках стэповой чечёткой – «та-да-дак – та-да-дак – та-да-дак». Уплывали назад покосившиеся опоры контактной сети, поросшие сверху донизу мхом. Кое-где седые бороды проволочного вьюна свешивались с проводов до земли и, когда локомотив проезжал мимо, колыхались, подобно театральному занавесу. По сторонам от путей, вместо непроницаемой зелёной стены, мелькали редко разбросанные деревья. За ними – заброшенные индустриальные здания, заборы из покосившихся бетонных плит, все в бледных, облезших за три десятилетия граффити.

– Между Ленинградкой и Октябрьской веткой Лес жиденький, несерьёзный. – рассказывал Лёха-Кочегар. – Деревьев, таких, чтобы в десять этажей, считай, и нет вовсе. Зато дома почти все целы: кварталы от МЦК и до Большой Академической, стоят нетронутые. Только туда редко кто суётся: во-первых, незачем, а во-вторых, там сплошь ковёр из лишайника. Толстенный, метра два, дома им заросли аж до пятого этажа. Идти по нему невозможно – проваливаешься по пояс, а до твёрдой земли не достать. Только и остаётся, что на брюхе ползать!

Это ещё что… – егерь сплюнул за борт платформы. – Внутри Садового вообще всё таким ковром затянуто. Переулки, которые поуже, вроде Столешникова или Камергерского, заполнены по самые крыши. А дома под всем этим безобразием целы, только воды много, лишайник её впитывает, что твоя губка. И вот что интересно: ни за пределами Садового, ни в Замоскворечье такого коврика в помине нет, только здесь вот, да ещё, разве, на Пресне. Белый Дом им укутан сверху донизу, все тридцать этажей.

На подъезде к Лихоборскому локомотивному депо состав притормозил. Паровоз издал два коротких гудка, ему ответила сиреной дрезина с ДШК на треноге, караулящая стрелку. – К войне готовитесь? – осведомился егерь. Он устроился на мешках с песком и озирался по сторонам. – Интересно, с кем?

– Тут вот какое дело… – Лёха-Кочегар помедлил. – Пошаливает какая-то сволочь. Вчера под вечер с Савёловского угнали дрезину, а бригаду, всех троих, покрошили из автоматов. Конкретный беспредел… Ну, мы и решили ввести чрезвычайное положение. До выяснения. Два часа назад на север по Савёловской ветке ушёл «Матрос Железняк», думаю, к вечеру будут результаты.

«Матрос Железняк», бронепоезд, составленный из обшитого котельным железом тепловоза и двух вагонов, блиндированных шпалами и стальными балками, считался главной ударной силой путейцев и использовался лишь в экстренных случаях. Три крупнокалиберных пулемёта и спаренная ЗУшка обеспечивали «Железняку» подавляющую огневую мощь в пределах видимости с насыпи. Правда, мало где эта самая «видимость» простиралась дальше нескольких десятков метров – по большей части, Лес подступал к путям вплотную, а то и сплетал над ними ветвистый свод.

Егор и Бич понимающе переглянулись – они заранее договорились молчать о встрече с наёмниками. «Это нам с тобой ни к чему… – объяснил егерь. – Начнутся расспросы, выяснения – а какой от них прок? Убийцы своё получили, а мы только время зря потеряем. Вот закончим дела, и я сам всё расскажу Кочегару».

Состав замедлил ход и остановился. Стрелочник с натугой перекинул рычаг, переводя стрелку на боковые пути. Лёха приветственно помахал ему рукой.

– Надо бы воды долить. И угольку примем, когда ещё здесь окажемся?.. На Лихоборах старые запасы донецкого газового, не то, что у нас, на Трёх Вокзалах. Там бурый подмосковный – дрянь, его, сколько не кидай, настоящего жара не будет. Как-то раз я вообще антрацитом топил, так напрочь запёк колосники, пришлось потом ломом расковыривать.

На тему сортов угля для своего драгоценного «9П» Кочегар мог рассуждать бесконечно.

Егор спрыгнул с платформы и прошёлся вдоль путей, разминая ноги. Разрушительная сила Леса обошла депо стороной, и сейчас здесь кипела жизнь – в том виде, от которого он уже успел отвыкнуть. Из мастерских доносился металлический лязг и визг ленточной пилы. То и дело пробегали люди в замасленных спецовках, кто с кувалдой, кто с паровозным разводным ключом, кто с обрезком трубы на плече. В центре большой площадки красовался поворотный круг, окружённый эллингами; из распахнутых ворот высовывались ржавые, в дырах выбитых ветровых стёкол, плоские морды тепловозов. Створка крайнего эллинга окатилась вбок и на рампу поворотного круга выползла, чадя газогенератором, помятая жёлто-красная автомотриса. Взвыла сирена, залязгали приводные механизмы и сооружение медленно, толчками, повернулось по часовой стрелке.

Шум не остался незамеченным. Из-за берёзовой рощи за крышами эллингов к небу взлетела огромная туча птиц, оглашая окрестности тысячеголосым гоготом, кряканьем, хлопаньем крыльев.

– Утки – сказал Кочегар. – На Головинских прудах их до дури, можно по две-три штуки брать с одного выстрела. На днях мужики приведут в порядок вагон-рефрижератор, будем делать запасы.

– Баловство это всё. – лениво отозвался егерь. Он тоже слез с платформы и присоединился к напарнику. – Кому в Лесу нужна мороженая птица? Остановись где угодно, возьми двустволку, отойди на полсотни шагов от насыпи – вот тебе и обед.

– Вам, егерям, хорошо говорить. – обиделся путеец. – Вы на подножном корме живёте и забот не знаете. А мы люди мастеровые, ружьишком балуемся только по праздникам. Знаешь, сколько здесь вкалывает народу? И все, между прочим, хотят кушать. Саговую крупу и овощи мы возим из Кускова, а птицу могли бы заготавливать прямо здесь. Далеко ходить не надо, пруды – вон они, сразу за мастерскими. Только раньше хранить было негде, а теперь – загнал рефрижератор в тупик и пользуйся. Удобно!

Бич хмыкнул, демонстрируя свой скепсис.

– Кстати, ты почему ехал с нами на платформе? Кого в будке оставил, помощника? Так он, вроде, совсем зелёный?

– Не… – Кочегар ухмыльнулся. – Там мой дружбан со своим напарником. Они тоже паровоз восстанавливают, и не маневровый, а самую настоящую «овечку» – стояла, понимаешь, вместо памятника на Сортировочной. Легенда! Попросились вот проехаться за паровозную бригаду, опыта поднабраться. А я что, я не против, прокачусь в кои-то веки пассажиром, проветрюсь…

В депо пришлось задержаться. Сначала принимали на паровоз уголь и воду, потом Кочегар ушёл искать приятеля из слесарной мастерской и пропал на два с половиной часа. Вернулся, распространяя сильный запах спиртного, и сразу устроил скандал, обвиняя в скаредности смазчика, якобы пожалевшего пальмового масла для вагонных букс.