Георгий Старков - Ночь

«Я тону! — заревела в голове маленькая девочка, прижимая проклятую игрушку к груди. — Мамочка, я тону!».

«Нет! — со злостью крикнула я, лихорадочно пытаясь сообразить. — Никто не тонет…».

Медленно я продолжала погружаться в тиски болотной топи. Тёплая граница подбиралась к бёдрам. Я нагнулась вперёд, опустила руки под воду. Пальцы едва касались днища.

«Давай!».

Я сделала рывок вперёд, уходя с головой под воду. Ноги тут же ушли в болото, но я сгребла ладонями плотную жижу на дне и принялась погружать в неё руки до локтей. В таком состоянии — защелкнутая по рукам и ногам, — я не могла выпрямиться, зато можно было использовать руки как опору, чтобы спасти ноги. Топь не желала сдаваться. От напряжения перед закрытыми глазами закружились зелёные пятна; вода проникла в уши, булавкой коснулась барабанных перепонок. Я отвоёвывала ноги дюйм за дюймом. Мышцы рук загудели, налились тяжестью. Сердце колотилось, как отбойный молоток, беспощадно тратя драгоценный кислород.

Есть!.. Правая нога выскользнула из топи. С левой пришлось повозиться; когда я, наконец, оказалась свободна, то уже задыхалась и несколько раз хлебнула воды. Ужасное ощущение — когда жидкость проникает в нос и будто жжёт тебя раскалённой кочергой. Я выплыла на поверхность, кашляя и вылавливая губами воздух. В ушах переливался звон потока, и в секунду просветления, когда пришло осознание, что я скорее жива, чем мертва, я отчётливо услышала насмешливый голосок:

— Что ж, будь по-твоему, сестричка. Твоя взяла. Но в следующий раз смотри у меня!..

«Хватит ныть, Джо».

Я выбралась на берег из последних сил, на четвереньках. Из ушей и носа текла вода. Киппи беспокойно метался поодаль, и я попыталась сказать ему, что всё в порядке. Вместо слов из горла хлынула вода. Я упала на пожухшую траву, заходясь безудержным кашлем.

Через полчаса я стояла возле костра в полном облачении, греясь на слабеющем огне. Окоченение, сковавшее тело, не желало проходить. Как только я вспоминала о том, что произошло (и могло бы произойти), меня начинала бить дрожь. Я больше не могла смотреть на озеро и фальшивый мост, раскидывающийся передо мной. Бельчонок получал свою долю тепла, усевшись в футе от меня. Он тоже изрядно поволновался во время жуткого происшествия и теперь поглядывал на меня многозначительно — должно быть, упрекал в неосторожности.

— Ну-ну, Киппи, — процедила я сквозь стучащие зубы. — Откуда я знала, что там топь. И я же всё-таки вышла, видишь? Сейчас немного согреюсь, потом продолжим идти.

Ещё через тридцать минут, заливая водой остатки костра, я вспомнила слова, которые слышала, вырываясь вверх из воды. Я готова была забыть их вновь — но они вновь зазвучали в моих ушах так же чётко, как многие годы назад.

«Будь по-твоему, сестричка».

Это сказала Джо, маленькая умная Джо; я хорошо помнила, как она мне это говорила, отчасти обиженно, отчасти игриво. То были последние слова в короткой жизни моей младшей сестрёнки.

Вечером я нашла Тейлора Гранта.

Должно быть, интуиция подсказывала мне, что он близко. Иначе чем объяснить, что я не устроилась на ночлег, когда часы показали исход отведённого на ходьбу времени? Несмотря на потрясение, пережитое у озера, я чувствовала себя сносно. Да и купание, как бы там ни было, внесло положительную лепту в самочувствие. Но меня угнетало, что я ничем не смогла поживиться у столь богатого источника, как озеро. Всё из-за того, что я оставляла пустые бутылки на дороге. Теперь пришло время жалеть об этом. Воистину, глупость моя не знала пределов. Наливать воду было попросту некуда; пришлось довольствоваться наполнением одной полупустой бутылки с питьевой водой. Я осторожно подумала, что, возможно, есть резон в том, что Грант не оставляет за собой никаких следов своего пребывания у дороги. Может, он просто умнее меня. А отсутствие кострищ… ведь может предусмотрительный человек одеться так тепло, что никакие костры ему не понадобятся?

Значит, была причина идти быстрее и дольше. Я решила выжать из себя лишний час прогулки. Этот час и стал решающим.

Сначала я увидела его вещи. Прежде всего — потрепанный серый рюкзак, лежащий на краю дороги. В рюкзаке почти ничего не было, он валялся ненужным тряпьём. Разве что пылью не покрылся. Рядом стояли высокие резиновые сапоги. Больше ничего. Впрочем, в тот момент мне большего не требовалось: с колотящимся от радости сердцем я развернула фонарь к лесу, готовая поприветствовать того, кто питал меня надеждой. И ещё успела предаться приятным догадкам о том, как выглядит Тейлор Грант.

Плохо. Плохо он выглядел, свисая с ближайшей ветки. Я даже не поняла сразу, что передо мной человек; это напоминало кадр из низкосортного фильма ужасов, где героиня забирается на тёмный чердак и нос в нос сталкивается с трупом. Лишь по прошествии секунд, когда взор зацепился за толстую верёвку, обвитую вокруг его шеи, я попятилась и закричала. Киппи, который был рядом, испуганно сиганул назад. Не переставая кричать, я сделала ещё один шаг назад, споткнулась о рюкзак и упала. Луч фонаря прыгнул на небо, рисуя во тьме верхушки деревьев.

Я зажала рот левой рукой и прикусила мякоть ладони, чтобы задушить крик. Но горло зажило собственной жизнью; оно с упоением выдавало новые порции нескончаемого поросячьего визга. Я зажмурилась и поджала губы. Крик поперхнулся. Ударила тишина.

«Что это было?!».

Должно быть, Тейлор Грант. Вне всякого сомнения, мёртвый. Я видела мертвецов редко. В последний раз — когда была на похоронах своей подруги Стефани, погибшей из-за удара током. Электрический чайник был неисправен, а она не позаботилась выдернуть шнур из сети, прежде чем наливать воду. В ночь после похорон мне снились кошмары.

— Киппи, — позвала я, не узнавая свой голос. — Киппи, миленький, иди сюда…

Я поискала его и нашла сбоку шагах в пяти. Он неуверенно семенил на зов и остановился, попав в свет. Мне стало немного легче. Киппи здесь. Я не одна. А мертвецы… они оживают только в фильмах и в плохих сказках.

Я кое-как собралась с духом и снова направила свет на повешенного, заранее прикусив язык. Он висел в прежней позе, ноги в полосатых носках отстояли от земли на фут. Голова свисала на грудь. Мне показалось, что у человека сломана шея. Я смотрела, не мигая, отключив способность соображать. Просто запечатлевала изображение в памяти. Затем, отвернувшись от трупа и зажав виски пальцами, позволила себе думать.

Итак, это был молодой человек. Был… Если глаза меня не обманывают, он одет в демисезонную куртку и джинсовые брюки. Но что-то в нём было не так. Я попыталась воссоздать перед глазами облик мертвеца. Как назло, ум занимала только тёмно-синяя куртка, полосатые носки и брюки. Остальные детали разум упустил. Может, счёл слишком страшными, чтобы запоминать?