Георгий Старков - Ночь

От бессилия захотелось плакать, но я боялась, что слёзы на щеках превратятся в лёд и будут жечь. Так что я просто лежала, отсчитывая время. Обратила внимание, что на верхушке дерева имеется дупло и ветер издает тоненький свист, залетая в узкое отверстие. Это раздражало — но что я могла сделать? Я представила, как встаю и могучим ударом сваливаю мёртвое дерево на землю, прерывая противный свист. Образ вставал перед глазами ярко, как картина маслом; стало быть, сон всё-таки приближался. Или это смерть? Какая разница, подумала я. В любом случае, скоро эта пытка прекратится. Не нужно сопротивляться, отдайся приливу. Я улыбнулась, чувствуя, как сознание сыплется то ли осколками льда, то ли хлопьями снега.

А потом моих рук коснулось что-то мохнатое, тёплое, подрагивающее. Я находилась в слишком глубоком оцепенении, так что могла только легонбко поглаживать это тельце кончиком пальца, пришёптывая имя бельчонка. Ему тоже было холодно, и он пришёл ко мне, надеясь согреться. Он медленно подползал выше вдоль моей руки, но я не смогла сохранить тонкую нить сознания до момента, когда Киппи уснул, уткнувшись мордочкой мне в грудь. Я увидела это утром, когда страшная ночевка подошла к концу.

Незнамо как, но в самой глубокой точке сна я вдруг почувствовала, что я не одна. Словно я раздвоилась, и пока одна половина бродила в царстве сна, другая напряжённо прислушивалась к звукам пустыря, улавливая в шуме ветра в дупле растущую угрозу. Что-то было в зарослях травы, облачённое в одежду ночи — оно стояло и смотрело на меня и бельчонка. Раздумывало, подойти к нам сейчас или подождать. Я не знала, какие мысли в голове у этого существа, но оно находилось очень близко. Когда я открыла глаза, его не было. Оно ушло, и в знак его визита у меня остановились часы. Стрелки навечно застыли на отметке пятнадцати минут полуночи; тогда я впервые за долгое время вспомнила страшную сказку, которую мне рассказывал отец.

Зверь бежал по степи, покоряя мощными лапами покрытые мглой мили. Он бежал быстро и легко, сея смуту, хаос, разрушение. После него оставались вырванные с корнем стебли трав и земля, ставшая горьким вязким варевом. Зверь направлялся ко мне.

Первую половину дня я ковыляла вперёд с частыми привалами. Болели суставы: прошедшая ночь подействовала на них не самым благотворным образом. Я была вымотана донельзя. Чего лес не мог добиться неделю, пустырь сделал одним махом. Но я шла вперёд, потому что не могла иначе. Тогда пустырь нанёс очередной удар.

После обеда возле большой трещины на земле я почувствовала, что воздух стал теплее. Я наивно порадовалась, не понимая, что это первое грозное предупреждение. И то, что скоро огонь Маяка внезапно потускнел и почти исчез за серой пеленой, стало для меня потрясением. Я стояла, хлопала ресницами и протирала глаза. Но картина не менялась: не было больше пронзительной синевы, вместо неё — тусклый, едва пробивающийся сквозь туман отсвет. Что это такое? С Маяком что-то случилось?

«Ты опоздала! — вскричал торжествующий голос. — Кому было сказано, что идти нужно быстрее!».

Но это было неправдой. Мне потребовалась минута, чтобы уразуметь, что происходит. Маяк не погас, он остался на месте и не изменился. За вычетом этого хороших новостей было мало. Я непроизвольно вскрикнула, когда меня осенила догадка. Надвигался дождь. Судя по тому, как быстро размывался луч Маяка — очень стремительно. Чёрт возьми, это была настоящая буря.

Ветер усилился, проходясь бреющим полётом по сухой траве. Я услышала шелест, набирающий громкость. Стена воды окончательно смазала луч Маяка.

Сколько у меня времени на подготовку? Минута? Половина минуты? Или всего пара секунд?

Я быстро скинула рюкзак и раскрыла его. Схватила несколько батарей и рассовала по карманам. Может, там они не промокнут. В глаза бросились коробки спичек, но теперь о них заботиться не имело смысла — всё равно костёр разжигать нечем. Нож… бутылки с питьём… хлеб… Я понадеялась, что с хлебом ничего от сырости не случится. Напоследок я выключила фонарь и тоже положила в карман.

— Киппи? — позвала я, усаживаясь на землю. — Ты здесь?

Он подбежал ко мне, коснулся ладони. Я положила рюкзак на колени и осторожно подняла бельчонка. Сердце его билось учащённо: зверёк тоже чувствовал в темноте угрозу, которая приближалась с умопомрачительной скоростью. У меня заныло сердце от жалости к крошечному созданию.

«За что нам это? — зло спросила я, вскинув голову. — Чем мы заслужили такое?».

Никто не ответил на глупый вопрос. Возможно, своеобразным откликом стал низкий гул, который знаменовал приход бури. Гул был непрерывным и дребезжащим, как звук карбюратора старого автомобиля.

— Начинается, — прошептала я и поднесла Киппи близко к лицу. — Только не бойся, малыш. Ничего с нами не будет.

Я врала.

Дождь налетел, как голодная гиена — резко, беспощадно, не давая даже вдохнуть. Шквал ветра, соринки вырванных трав, пыль и водяные розги обрушились на меня, заставив качнуться сидя. Гул стал торжественным ревом, и мне почудились в нём звериные нотки. Конечно — ведь это и был зверь. Хищник, который вышел на охоту в ночное время и нашёл наконец беспомощных жертв.

Острые края трав, летающих в воздухе, резали щёки. Я склонила голову и попыталась защититься от них рукой, одновременно стараясь укрыть карманы от дождя. Одежда в мгновение ока промокла до нитки, словно меня окунули в бассейн. Грома и молний не было, но вода хлестала ведрами; если бы я смотрела вверх, то захлебнулась бы нескончаемым пресным потоком. Земля подо мной разошлась, превращаясь в жижу. Киппи замер в ладони, но я ощущала, как у него внутри работает маленький молоточек сердца. Вода струилась по моему лицу, попадала в рот и в нос, и я на автомате глотала её. Почему-то вкус был солёным.

Стихию, казалось, раззадорила моя покорность, и она через минуту навалилась второй волной. Капли стали крупнее и тяжело разбивались о затылок, вызывая мгновенное головокружение. Для полноты картины сейчас должны были посыпаться градины размером с куриное яйцо, ломая мне череп, но кое-кто всё-таки смилостивился.

Дождь бушевал долго, пока я не стала чувствовать себя наполовину состоящей из воды. Свитер и брюки прилипли к телу и налились тяжестью. Я, наверное, выпила целый литр воды, пока пережидала бурю. Наконец, зверь выдохся, растратив силы. Я подняла голову. Дождь продолжал идти, но стал мелким и нерешительным. Безумие ушло из низвергающихся капель. Ветер выл сотней разных голосов где-то на небе, но тоже отдалился. Зверь унёсся дальше.

— Киппи? — шёпотом позвала я. — Киппи, ты как?

Он слабо шевельнулся и пискнул. Я провела пальцами по мокрой спинке, щупая выступающий позвоночник. Насколько же он исхудал, ужаснулась я.