Алексей Козлов - Супернестор. Том I

Тут было два солдата —
Рогвельд и Мисаил,
Но запах сервелата
Их сразу развратил!
Мы честно полагали,
Что лучший раб – живой,
И часто убегали
Из лагеря домой!
Колокола звонили
И было ясно нам —
Рекрутов псы ловили
Сетями по холмам.
Для пойманного – тризна!
Орал сержант Мордин:
– Блин!
Родина!
Отчизна!
Стоять!
Куда ты?
Блин!
Иван,
Арнольд
И Отто
(Я видел это сам!)
Махнув на идиотов,
Попрятались в болотах
По норам и лесам.
Преображала тризну,
Как ныне, так истарь,
Накачка: «Мол… отчизна!..
Мол… Бог!…
Народ!..
И Царь!..
Мол, твой удел – работа,
Молитва и посты,
А кушать будет кто-то!
Но кто сказал, что ты?!
Саксоны лили в ухо:
«Beschuvstvenni narod…
Ih fucking pokazuha
Vo grob slavian svedёt!
Im chto, urokov malo,
Im malo prazdnih slov,
Falshivih ritualov
I Lzhi iz vseh uglov?
Pora bi uzh, vzrosleia,
Poniat vpolne, gde zlo!
Ne mozhet eta sheia
Terpet vsue iarmo!

– Иди, служивый в поле,
Там майся, гоноши
И там, в бою на воле,
Каков ты, покажи!
Признаюсь вам, о Боже,
Доныне отдает
Дух сыромятной кожи
От этих воевод…
Начальники, как дети,
Тень чёрного кота
В неосвещённой клети
Поймает кто? Когда?
В грязи и в глине нега,
Издевки подлеца,
От кухни – до побега —
Путь честного бойца!
Начальники безбожно
Качали головой:
Купить все званья можно,
А честь – ни в зуб ногой!

Бросая решку ловко,
Наёмники войны —
Поляки нас с издёвкой
Прозвали «свистуны».
В ответ, за то, что немы,
В речах – ни в зуб ногой,
Пришельцев звали все мы
«Заречной немчурой».
Мы думали: «Оравы
Как мёд, сюда влечёт,
А немцы, вроде, здравы?
И… деньгам знают счет?
Давно бы сделал ноги
Приличный человек!»

Вот здесь лежат истоки
Величья «Мобитек»!

О выводы благие:
Ведению войны
Наемники чужие
Учить стрельцов должны!

– Вы знать должны: отныне,
Спалив врагов дотла,
Ромейские святыни
Москва переняла!
У вас портки с дырою!
Христос почти воскрес!
А я вам Кремль построю
Шпилями до небес!
Вы – бедные засранцы!
Я вам – отец родной!
Пусть брушат иностранцы,
Гоняясь за мошной!
Пусть едут к нам золовки
С своих немецких круч!
Сыр в нашей мышеловке
Приятен и пахуч!
Должны мы твердо править,
А… сельский раб готов
Сырьё и корм доставить
На нужды городов!

Колокола звонили.
Последние порты
Мы нехотя вложили
В кремлёвские торты.
Все дело под вопросом,
В ивановом раю
Опять крестьянам с носом
Вращаться на khuiu!
По Ване плачет плаха,
Поскольку ни шиша
В кармане у феллаха,
В котомке дервиша!
Восплачем же над теми,
Кто на горбу везёт
Налоговое бремя
Ивановых щедрот…
Мы ждали перемены…
Молитвам вопреки,
Все деньги шли на стены,
Форпосты,
Тёс,
Дольмены,
На башни и крюки.
Невиданные виды:
Москва парчу несла,
Ковры и аксамиты
К ногам месьё посла.
Те с кротостью терпели
Обычай чудаков —
Квартиры без постели,
Шкафов и потолков.

– Uzhasno! Nevozmozhno
V puti nochleg imet,
I eto bezdorozhie
Za god preodolet!
V Moskvu ya pribil v maike,
Napivshis revenia —
Grabitelskie shaiki
Obchistili menia!!!!!
Vsё!
Moi vizit posledniy!
Pust slushaet Kharon
Ikh roskazni i spletni
Pro chestnost i zakon!

Послы пером водили
Писали вензеля…

Их письма доходили
До Musorki Кремля.

– Живешь в довольстве, пакость?
Вдали от наших ям?
Строчишь доносы?
Накость!
На, выкуси!
К kuiam!

Испуганные стражи
Вздымали в крике грудь,
А люд боялся даже
На эту фрязь взглянуть!
Высокую породу
Обидеть не хочу —
Дедков седобородых,
Обряженных в парчу.
Я знаю, без сомненья,
Как мёд кому-нибудь
Московское уменье
Молчать и щеки дуть!
Посланцы веселились,
От ужаса дрожа,
Поскольку обходились
Без вилки и ножа.
Узрев сии баранки,
Приимет ли душа
Насильственные пьянки
Близ царского ковша?
На итальянцев исто
Кричал глухой старик:

«Попав в Москву, туристы,
Забудьте свой язык!»

Пустила отчего-то
(О, как произнесу?)
Казанская Икота
Алмазную слезу.
Здесь несть числа обидам,
Запомнил я одну:
Вослед иезуитам
Царь сплевывал слюну.
Икал. Глядел сердито
То искоса, то вкривь
Туда, где жуя жито,
Опричники паслись.
Выл, бился, делал трюки,
Как фокусник в кино,
И мыл всё время руки
Антильским гуано.
Всегда здесь были, друже.
Цари – поводыри —
Смесь хамского радушья
С презрением внутри!

Безумец одинокий
Чудовищ изобрел:
Троящиеся Боги,
Раздвоенный Орёл,
Наивно полагая-
Венец первопричин
Есть Троица Святая,
Тость Бог+Дух+Сын.
Могли б родить и хлеще,
Как пропись – эта муть,
В одном мешке – три вещи!
Эк, братцы, как загнуть!?

Прослушав, скажем строго,
Всю эту ektiniu,
Воображаю Бога
Смеющимся в Раю!
Мы знали в полной мере,
Чем страшен Страшный Суд,
И что такое ересь,
И с чем её жуют!
Мы (Подлое канальство!),
Сложив персты в бреду,
Чтоб видело начальство,
Крестились на виду!
Достаточно ль молиться?
Нет! Опытный святой
Умел уединиться
С крестьянкой молодой!

– Мне церковь, как невеста!
Нигде я не найду
Попа, чей сан и место
Добыты не за мзду!
Христос воскрес! В начале
Божественных чудес
Симонией прозвали
Продажу святых мест!
А эти богомилы,
На коих наплевать —
Плюются, что есть силы
В святую церковь – мать!
Сектанты?
Это мило!
Всем дам я тумаков!

Тут смердов затошнило
От запаха попов.
(Церковный Агрикола
В кругу своих старух
Похож на богомола,
Терзающего мух!)
Бубнил он под нос: «Слаще
Тамбовских калачей
Невылазные чащи
И труд рабов… Ни-чей!»
Люд нищий чуть не спятил… —
(Ну ладно, князь в седле!)
Святой Сиргей, как дятел,
Пять лет сидел в дупле,
На завтрак кушал книги,
Спал сидя, лик склонив,
И не снимал вериги,
Пока, увы, был жив!
Был заслан этот леший
Общинный знать изъян…
Он отсылал депеши
О мнении крестьян:

«Хвала Бенедиктину —
Тот вздумал в середу
Подвесить Буратину
С монетами во рту!)
Холопи корчат мину,
Но еж ли поднажмём,
Святую десятину,
Шутя, с рабов сорвём!
Когда бы дурни знали,
Что стоит божий чих!
Исусом запугали
До полусмерти их!»

Дельцов в скитах и челядь
Не будем обижать!

Но инок слаб был сеять
И очень ловок – жать!

Нам чудились во мраке
Болотные огни,
Приметы,
Кости,
Знаки,
Горящий зрак собаки,
Видения и пни.
Все дети склонны к чуду
За это их люблю…
Народ? Он верит всюду
В любую ектинью!
Откуда хап без меры?
Откуда эта прыть
На рваных жилах смердов
Монастыри плодить?
Повсюду зря измену,
Мечтала Неясыть
К московскому колену
Нов-город преклонить!