Лёля Сакевич - Нелегко быть Музой

Галя была верной, она честно пыталась и старалась жить после его смерти, но не смогла. «Все, что было дорого для меня – лежит в этой могиле» – написала она в прощальной записке и застрелилась там же, на Ваганьковском. Причем, пистолет стрелял пять раз, все давал осечку…

Теперь они лежат рядом. Галя добилась своего – своего Сергея Есенина.

Я откажусь от предложения начальства, однозначно. Не хочу видеть Есенина перед смертью… Дело в том, что наши умники захотели разгадать загадку смерти поэта. Узнать, каким образом веревка, на которой закончилась его жизнь, оказалась у Бениславской. (После ее смерти эту веревку, разрезанную на мелкие части, продадут на американском аукционе за бешеные бабки.) Я бы вмешалась, если бы можно было его спасти. Но вмешиваться в историю, БЛИН, нельзя… А увидеть его после болезни, морально убитого и доведенного до самоубийства… Нет, не хочу. Лучше запомнить Сергея Есенина таким – веселым, бесшабашным пацаном, разбивающим женские сердца одной лишь улыбкой…

Вечер набирал силу – небо на востоке понемногу темнело, облака наливались фиолетовым цветом, солнце подбиралось к верхушкам сосен. Навязчивое жужжание огромных (прямо как кабаны!) комаров отвлекло меня от экрана. Я потерла усталые глаза, выключила компьютер и потянулась, чуть не упав с гамака, висящего между деревьями. Блеск. Раз в жизни выбраться на дачу к родителям и быть съеденной неразумными тварями – мечта поэта, не иначе.

Папаня, загадочная душа, как обычно, куда-то испарился неделю назад – маман за него спокойна, значит, все в норме. Сама же командует батальоном роботов, обрабатывающих теплицы. Она у меня боевая. Странные люди эти старики, право слово, как из голодных девяностых. Скажите, зачем сажать овощи, беспокоиться, волноваться (не дай бог, случится неурожай карликовых редисок!), если любой продукт, вплоть до мангустина, можно доставить из ближайшего маркета за десять минут? Земля их тянет, другого ответа нет.

В небе возникло движение. Ха! Я знаю, кто так педантично водит флаер! Это мамина подруга, тетя Галя. Они с самого детства знакомы, и зануда-Галина постоянно, с того же детства, учила мою шуструю маму жить. К слову, до сих пор учит и не только маму… Боже, надо быстрее запереться у себя в комнате, чтобы не нарваться на очередную лекцию о «некотором, безусловно важном и жизненно необходимом» чем-нибудь, «обусловленном внешними, внутренними и др. факторами» (Лев Толстой удавился бы от зависти). Замучает, зануда, однозначно, а мне сегодня еще столько необходимо запомнить…

Вообще, это лето оказалось не из легких – защита двух дипломов, официальный прием на работу в ИНСТИТУТ, и вот теперь – серьезнейшее задание, намного важнее, чем знакомство с Есениным. Я погружаюсь в эпоху романтизма: Франция, графья-бароны, балы, корсеты и нюхательные соли. И главное – лошади! Я уже научилась ездить в седле, как настоящая амазонка, супер!

Моя героиня в карете не передвигается – только в седле, по-мужски. Причем в брюках. Да, во Франции девятнадцатого века была только одна такая боевая дама – Жорж Санд. И я буду ее изображать.

Маман и бровью не повела, услышав про такое сложное задание. Ее подруга же раскудахталась не на шутку: «Как, мол, можно отпускать ребенка (всего лишь двадцать два года!) в столь опасное путешествие одну, без сопровождения и должного контроля над юной, еще не устоявшейся психикой!» или нечто подобное. Честно признаться, умом в своей речи я не блещу, и тягаться в этом со знаменитой тетей Галей мне не дано. Короче, уехала с горем пополам, сопровождаемая «плачем Ярославны» до небес.

Ровно через двое суток я уже была в своем предварительном боксе. Наш несравненный начальничек, Гронский Андрей Дмитриевич, уже проэкзаменовал меня и решил, что сыграть баронессу в тысяча восемьсот сорок втором году я сумею. «С пивом, но потянет» – произнес таинственно он, и властно повелел готовиться. Временщики очень «порадовали», сообщив, что мне придется прожить в этом далеком прошлом несколько дней. Возможно, я даже буду вынуждена вступить в интимную связь. Блеск. Но чего не сделаешь ради искусства? Тем более, в этом приключении моим партнером будет сам Фредерик Шопен! Гений лирической и классической музыки, признанный романтик и к тому же, если судить по портретам, красавчик. Хотя, портреты частенько врут.

Аврора Дюпен, одна из первых писателей-женщин, взяла мужской псевдоним «Жорж Санд» не только для того, чтобы проще было пробиться на олимп французского литературного бомонда. Во времена Июльской монархии мадам с грубым мужским именем оказалась одинокой, непонятой обществом, ласточкой феминизма, ведущей порицаемый всеми добродетельными матронами образ жизни. Но она плевала с высокой колокольни на мнение света – веселая госпожа меняла любовников как перчатки, вела себя в обществе непозволительно раскованно, разговаривала на «запретные» темы и (о боже!) садилась в опере на дешевые места, куда дам не пускали.

И вот в такую далеко не женственную, но яркую личность влюбился изнеженный, болезненный Шопен. Ну конечно, не сразу влюбился – Жорж Санд буквально «завоевала» его, оказывая знаки внимания, как коварный соблазнитель юной девушке. Повсюду преследовала его, заваливала букетами, записочками и громче всех аплодировала на концертах. Шопен сдался под таким грубым напором ее страсти. На момент их знакомства его слава уже гремела по Европе – концерты, светские рауты, кучи восторженных поклонниц были обычным делом для молодого гения. Неинициативный и мягкий Фредерик потянулся к более сильной личности, и они с Жорж оставались вместе целых девять лет, ведя непростительную для тех времен жизнь вне брака.

Я отправлюсь в конец июня 1842 года в имение госпожи Санд, Ноан, расположенное на двести пятьдесят километров южнее Парижа, и запишу на видео игру Шопена, отсканирую какие-нибудь нотки или черновики. Может, и в заметки самой мадам удастся нос засунуть. «Для истории важна каждая мелочь» – так выражается мой суровый начальник и мрачно хмурит брови, а начальство я уважаю и перечить не смею (ироничный смайлик).

– Варвара, подготовься! – вернул меня в реальность голос дежурного. – Жорж Санд на подходе.

Сегодня в шкафчике находился пистолет с запасом ампул сывороткой на целых семь дней. Каждое утро я должна делать себе «прививку», чтобы не испугать аборигенов жуткой мутацией. Наши умники придумали шутку – спрятали эту небольшую пластиковую штуковинку в томик Руссо, который Санд постоянно таскала с собой. Полагаю, в такую нудную литературу вряд ли кому захочется заглянуть, и мое инкогнито не будет раскрыто (смайлик).