Михаил Огарев - Страсти в неоримской Ойкумене – 2. Истерическая фантазия

– Ну, значит, косметолога… Еще по одной, хозяюшка?

Я трагически вздохнула и нетвердыми (крест-накрест) шажками поплелась на кухню.

Явление через четверть часа на подносе глазастой яичницы с запеченной в белке колбасой да при полуштофе настоящей самнитской «Двойной Анисовой» (из запасов) было встречено бурными возгласами одобрения. Я тоже хлебнула за компанию и поплыла, поплыла… То уходя в глубину, то выныривая обратно на поверхность.

И что хорошего я находила в одиноком, независимом существовании? Вон как славно в обществе приятелей! Надо будет почаще их приглашать…

Уютно мне сделалось. Рядом с Лео на диванчике. Двое надежных самцов поблизости, скоро третий подойдет. И частично прирученный домашний зверь на подстилочке…

Кстати, надо поглядеть, как он там. Нос ему пощупать.

Горячий, конечно. А брюхо вздымается, вроде бы, ровнее.

– Между прочим, он кого-то здорово потрепал, – сказал Тимоний. – Прежде, чем его подрезали. От чьих-то штанов прямо клочья летели!

– Это единственная зацепка, – заметил Леонтиск, втыкая заостренную палочку в поджаристый ломтик «любительской». – Брюки привыкли носить исключительно солдаты, и лишь те, кто служил в Альпийской Галлии. Оттуда и название пошло: «bracata». Возможно, Манилий что-нибудь еще обнаружит.

– А ведь я твоего эдила зна-а-аю! – пропела я, отщипнув и прожевав кусочек яичного желтка. – Едва ли не с детства! Самостоятельный, упорный молодой человек, поставивший себе целью сделать карьеру без протекции. Что плебею весьма затруднительно. Добровольцем отправился на войну, и награды его не обошли. Возвратившись, начал с круглого нуля и – вуаля – уже помощник народного трибуна! Пойдет и дальше, уверена. Повышает свое культурное образование и не скупится на платных учителей. Что еще? Ах, да! Непримиримый враг Марка Гальвания и иже с ним!

– Подробное досье, хвалю – одобрил мою информацию Лео. – Я всего этого не знал. Познакомился случайно около года назад во время плановой проверки документов на рынке и…

– …и был препровожден в камеру предварительного заключения? – догадался философ. На него воззрились с удивлением:

– С какой стати? Нет – в ближайшее кафе, где встречу и обмыли.

– Везет же военным! – завистливо вздохнул Тимоний и потянулся к анисовому алабастру. – Уважение к форме заложено чуть ли не в подсознании у каждого! Или еще глубже. А у нас – сплошное выяснение отношений. Что в трущобах, что во дворцах!

– Неужто приходилось бывать? Я про дворцы…

– А как же! В молодые годы и зван был, и избран. Такие дискуссии вел перед ликом императора с противниками истинного учения – на загляденье! И за словом в карман не лез. Разве что за тряпицей – пот с рожи утереть. Или кровушку, когда у оппонентов аргументов не хватало, и они начинали хватать за грудки, царапаться и плеваться. Цезаря это забавляло больше всего.

– Интеллектуальный уровень нынешних владык! Для них высший кайф – когда мыслители дерутся, а говночисты разглагольствуют, – презрительно высказалась я и спросила иронично: – Так что за истину ты проповедовал? Небось стоицизьм?

– Обижаете, горожаночка-карфагеняночка! Одухотворение Природы, идея Божества в качестве сознательной Души Мира – мысль очень правильная, но в остальном всё так грубо! Учение же, апологетом коего я выступал, лучше всего характеризует термин «неоэпикурейство». Это ведь только для профанов последователи Эпикура стремятся всласть нажраться, вусмерть упиться и со всевозможными извращениями отыметь предельно допустимое количество девиц (вариант: парней). А посвященные знают: суть – в избавлении человека от страданий! Я же в теорию привнес цицероновское толкование бессмертия души, что, согласитесь, неприемлемо для любого правоверного эпикурейца. В центр мною было поставлено ключевое понятие «терпимости»: люди не обязаны верить или не верить в вечность своего внутреннего «Я». Согласие, равно как и отрицание, не влечет за собой ни награды, ни наказания, ни восхваления, ни анафемы. Постулат усвоен? Замечательно! Пойдем дальше…

К разочарованию необолтуна пойти довелось мне. И в реальном смысле, ибо в дверь отрывисто постучали.

Поскольку бедной девушкой как женщиной нынче пренебрегали все – от гипотетических насильников и до героических защитников – то я задумала встретить бывшего детского приятеля в высшей степени эмоционально. То есть, обнять и обчмокать. На законных правах совковой подружки из песочницы.

В какой момент глупый мозг произвел корректировку планов – не помню. Причина-то понятна: эта самая коварная полуштофная «Двойная»…

В итоге с третьей попытки я впихнула ключик в замочную скважинку, а со второй крутанула в нужном направлении. Затем с натугой исторгла из себя хрипловатое: «Войдитя-а-аа!» и затаилась за вешалкой.

А когда гость нарисовался – сиганула на него из засады с радостным кличем: «Ага, поймали!»

И… и оказалась в пикантнейшей ситуации, о которой постоянно грезила: тело согнуто пополам под прямым углом, спина вытянута и напряжена, за кормой парень… Правда, не из грез, а всамделишный.

А еще руки, заломленные в локтях назад чуть ли не до затылка. О-го-го!

Было больно, но я терпела. Ожидая не известно какого продолжения.

В гробовой тишине прозвучал бесстрастный голос Леонтиска:

– Манилий, драгоценный вы наш, решитесь же на определенный поступок! Мы заинтригованны! И дама томится в растерянности…

Мне приподняли подбородок, заглянули под растрепанные волосы и шумно выдохнули. Отпустили и шепотом отвесили в ухо порцию таких словечек, что даже я покраснела.

Секст Манилий Флакк прошел вглубь комнаты, сухо потер ладони и сел рядышком с Тимонием. Бесцеремонно отобрал у него пузырь и приложился к горлышку. От закуски отказался, как и от папируссы.

– В три часа пополудни мы брали в номерах одну «ночную стрекозу», – сказал он негромко. – Она, принимая клиента и доставая противозачаточные таблетки, имела обыкновение невзначай путать их с клофелином. К этому наши были готовы, а вот к ее нападению из-за шкафа с бритвенным лезвием между пальцев – нет. Кстати, Грачик, прыжок очень напоминал твой. Ты уж извини. Рефлексы.

– Что за бездарный мир! – сокрушенно молвила я, прихорашиваясь посредством правой пятерни (посредственно, разумеется). – Намереваясь слегка пошутить, извольте сперва сделать поправку на профессиональные склонности участника шутки, да? А ведь я могла и брыкнуть ножкой в брюшко! Или пониже!

– Попала бы по воздуху, – буркнул друг детства. – При захвате «обратный угол» оперативник обязан стоять сбоку, возле левого или правого бедра субъекта задержания. Что я и делал.

Да, наверное, поэтому наши отношения много лет назад так и не перешли в личные. Слишком он был рассудительным. А я, соответственно, импульсивной.