М. Таргис - Песнь камня

Янина набросила ему на плечи свою шаль, улыбнувшись.

– Услуга за услугу.

Они пошли по коридору, и актриса взяла его ледяную руку в свою – отогреть. Граф на это никак не отреагировал, он шел медленно, и во всей его сухощавой фигуре и осунувшемся (за то время, что она провалялась в постели? Или за сегодняшнее утро?) лице чувствовалась бесконечная усталость.

– Зачем вы ходили туда? – спросила Янина.

– Я сам себя всё время спрашиваю, зачем, – ответил он и, словно опомнившись, вытянул руку из ее пальцев. – Лучше расскажите, как вы себя чувствуете? Что делали сегодня? Не стояли же, надеюсь, полдня перед галереей?

– Нет, я думала насчет церкви…

Граф резко остановился.

– Вы это нарочно, Янина? Насчет церкви я, кажется, выразился вполне определенно.

– Я помню! Просто Хильда, моя горничная, если можно так выразиться, избыточно религиозна. Что, разумеется, похвально, но иногда создает некоторые сложности. А вся здешняя обстановка… и невидимки, и волчий вой по ночам… Вы слышали?

– В замке вам нечего опасаться, – заверил ее граф. – Но волки действительно нервничают. Странно.

– Вам странно, а я ее жалобы целыми днями вынуждена выслушивать! Я и подумала…

– Госпожа Пондораи тоже справлялась по поводу церкви, – признал граф. – Если подумать, в ближайшей башне есть внутренняя часовня. Тетушка Евфимия… – он запнулся. – Моя тетка рассказывала, что ее построили из-за какой-то семейной ссоры, когда одна дама из рода Кёдолаи наотрез отказалась выходить из своих покоев, дабы не встречаться с собственной невесткой, и прожила практически под домашним арестом пятнадцать лет… Я прикажу привести часовню в приличный вид, можно будет и священника из деревни вызвать. Ваша горничная – католичка?

– Да.

– Она не будет против исповеди невидимому патеру?

– Не знаю, – задумалась Янина. – Впрочем, на исповеди святого отца и так не видно… Может быть, ее удастся как-нибудь провести?

Граф коротко рассмеялся.

– Расскажите мне что-нибудь, Янина. Только, ради всего святого, не подходите к церкви. И в любом случае, это не то заведение, которое могло бы успокоить страхи вашей Брунхильды. Помните оформление главной залы? Фрески в церкви еще пострашнее. Сцены Страшного Суда и тексты поминальных молитв. Эта церковь всегда предназначалась прежде всего для похоронных церемоний.

– А женились у вас где?

– В городе, с блеском и размахом, – как-то отрывисто ответил граф, и Янина поразилась тому, каким холодным вдруг стал его взгляд.

Она поняла, что опять затронула болезненную тему.

– Жаль, потому что у нас, похоже, грядет свадьба, – быстро нашла Янина отвлекающий сюжет и поманила его к окну.

Она увидела издали, что по стене чуть ниже прогуливались под ручку Пондораи Томашне и Фрэнки Джонс.

– Веселая вдовушка не теряет времени, верно?

– Особые обстоятельства требуют быстрых решений, – улыбнулся граф. – Надо же. Я и не заметил, чтобы между ними что-то такое… Похоже, я бессовестно невнимателен к своим гостям?

– Для мальчика он уже дядя Фрэнки , – сообщила Янина.

– Любопытно, – протянул граф. – Этот Фрэнки… Вы слышали, чтобы он произнес хоть слово?

– Нет, – Янина с удивлением посмотрела на него. – Вы правы. Я и не обращала внимания. Он как-то всё время в тени герра Дьюера…

– Немой, что ли?

– Тогда он довольно успешно объясняется картинками!

– С дамой тоже? – подмигнул фон Кларен.

Янина задумалась, но тут же посмотрела вверх, услышав громкое карканье снаружи. В ясном небе несся серый голубь, явно направляясь к восточной башне замка, его преследовала стайка из четырех ворон.

Граф торопливо открыл здоровой рукой раму окна.

– Откуда он взялся, черт возьми?

– Нам что-то хотят сообщить из города?

– Неужели город уже отбили обратно?

– Боже! – вскрикнула Янина, увидев, как одна из ворон, догнав почтаря, дернула его острым клювом за крыло.

– Кто-нибудь здесь есть? – крикнул граф в пустоту. – Мой револьвер! – он сдернул с плеч Янинину шаль и, не глядя, сунул ей в руки.

Янина с замиранием сердца следила за небесной погоней. Голубь снова оторвался от преследователей ценой пары перьев и некоторой потери высоты, те с победными криками ринулись за ним вниз. Увлекшись зрелищем, Янина не видела, что происходит за спиной, но в какой-то момент фон Кларен вежливо отодвинул ее в сторону и высунулся боком в узкое окно, держа в здоровой руке револьвер.

– Вы сумеете? – шепотом прошелестела Янина.

– Из ружья было бы вернее, но не удержу, – сухо бросил фон Кларен, прицелился, прищурив правый глаз, и выстрелил.

Янина зааплодировала: одна из ворон черной тряпкой канула в пропасть за стеной замка.

– Сейчас будет сложнее…

Хлопнул еще один выстрел, и оторвалась птица, уже почти вцепившаяся голубю в хвост. Остальные две тут же прекратили преследование и, хрипло переругиваясь на своем вороньем языке, повернули к вершине горы, а голубь из последних сил припустил к родной башне. Парочка на стене тоже с интересом наблюдала за происходящим, звенел взволнованный голосок дамы, а Фрэнки обернулся к окну – источнику выстрелов.

– Какая меткость! – восхищенно выдохнула Янина, но граф только пренебрежительно дернул плечом.

– Я был лучшим стрелком в полку. Пойдемте-ка встретим нашего посланца.

Однако никакого послания не было, они даже не были уверены, что взъерошенный голубь с помятым крылом, которого фон Кларен сразу высмотрел среди остальных, был тот самый, спасенный от ворон. Голубей здесь иногда выпускали поразмяться, и судя по виду некоторых почтарей, неприятные встречи в воздухе были им не внове. Отдельно держали голубей с Коломбы, но к их клеткам граф и Янина и подходить не стали.

– Просто замковый голубь улизнул с Коломбы, – заключил граф. – Или немцы разорили ее, голуби разлетелись, если не попали к кому-нибудь в суп… И этому единственному удалось уцелеть.

Спустившись с башни, они столкнулись с доктором Шнайдером.

– Вести из города? – отрывисто спросил он, запыхавшись после торопливого подъема по лестнице.

Граф покачал головой.

– К сожалению, нет. Надо будет послать кого-нибудь узнать, что там происходит.

Позже в тот день Янина вышла на южную стену, и взгляд ее невольно снова и снова обращался к белой спице Коломбы с небесно-голубой черепицей и золотым шаром на верхушке, безмятежно смотревшей на вершины гор, словно жизнь шла, как всегда. Но в спокойном белом декабрьском небе не видно было больше воздушных гонцов, и вороны больше не рисковали летать вблизи Кёдоля.

Янина отбила мяч, он пулей просвистел мимо левого уха Дьюера и едва не ударил в лоб Лайоша, с видом мученика державшего корзину с теннисным инвентарем – мячики быстро приходили в негодность. Свежий снег снова выбелил леса и замковые карнизы, придав им мирный и сонный вид.