Ирина Кошман - Летопись Сатурна

– Я на это не подписывался, – решительно отрезал он. Он все еще не хотел смотреть на жену, боясь навсегда остаться после этого импотентом.

Адлен поняла, что у нее нет времени уговаривать мужа помочь ей, поэтому она, повинуясь своему инстинкту, все еще жившему в ней, она продолжила рожать.

Спустя минут девять после того, как Адлен начала тужиться, она почувствовала, что боль утихла. Тело стало как будто совсем легким, а перед глазами бегали мелкие блики. Теперь она почувствовала что-то теплое между ног и поняла, что все закончилось. Странно, но она совсем не почувствовала, как он вышел. Теперь Адлен лежала на боку не в силах пошевелиться. Она была уверена, что с ребенком все будет в порядке. В конце концов, она слышала истории и пострашнее: женщины рожали в унитазы, в лесу, в поле, в горах. И с детьми ничего страшного не происходило. Да и вообще. Количество женщин на Земле составляет восемь миллиардов человек, из них в больничных условиях рожает лишь треть. Она никогда в своей жизни не задумывалась об этом. Будучи взращенной на благах цивилизации, ее представления о мире всегда были неотрывно связаны с тем, что она видела каждый день. От частного к общему. Но теперь она понимала, что реальность несколько отличается от того, что она себе всегда представляла. Теперь она осознавала, как глупо относиться ко всему, что тебя окружает, как к данности. Когда-то она создала репортаж под названием «Люди без тела», в котором «изобличала» те страны, где люди считают за счастье иметь в домах электричество. Ей казалось это невообразимо. Как можно быть такими недоразвитыми? Но с течением времени она поняла, что человек, никогда не знавший, что такое есть каждое утро свежий хлеб, будет относиться к нему, как к чуду. И человек, никогда не задумывавшийся о жизни миллиардов на планете, никогда не поймет, как же можно рожать без врача? Он считает все «блага», которые окружают его, придатком к своему рождению, приятным дополнением, которое всегда было, как Вселенная. Но стоит только лишиться этого придатка, и вокруг горы трупов, саднящие коросты и гной…

Ребенок не шевелился. Они с Адлен все еще были связаны пуповиной. Женщина приподнялась на локте правой руки и легонько застонала. Стефан все еще стоял у стены, словно делая вид, что его здесь нет. Адлен взяла с прикроватной тумбы ножницы и с опаской взглянула на ребенка. Его кожа, покрытая кое-где слизью и кровью, была серо-зеленого цвета. Он был крошечным, как щенок, и, казалось, не дышал. Адлен знала хорошо, как перерезать пуповину и, подгоняемая адреналином, быстро, но осторожно сделала это. Из нее все еще шла кровь, и она ощущала, что вот-вот рухнет без сознания. Но что-то давало ей понять, что еще не время.

– Как ты?… – еле слышно спросил Стефан, все еще не глядя на жену. Он слышал ее движения, но не решался посмотреть.

Адлен не ответила на вопрос мужа, все ее внимание было сосредоточено на новорожденном сыне. Она взяла его мягкое теплое тельце на руки, и в районе груди что-то как будто разлилось приятным теплом. Она не хотела даже думать о том, что он может быть мертвым, ведь она чувствовала его. Она знала его. Она жила им. Невозможно даже сказать, как часто она думала о том, в каком мире придется жить этому новому человеку, но каждый раз она отгоняла от себя эти мысли, убеждая себя, что она будет защищать его до самой смерти. И тогда она задумывалась: можно ли предположить, что ее мать посещали те же мысли? Теперь, держа на руках того, кого она произвела на свет, ей хотелось броситься в объятия к своей матери и крикнуть: «Посмотри! Посмотри! Разве он не прекрасен?». Но это было невозможно. Они не общались вот уже десять лет. Иногда они мельком видели друг друга в «кр у жке», но никогда не здоровались.

Спустя некоторое время раздался крик, заполнивший легкие новорожденного кислородом. Адлен засмеялась, глядя на этот открытый беззубый рот и почти полное отсутствие шеи, какая была у взрослых.

Стефан вздрогнул. Крик настоящего младенца для него был так же невообразим, как то, что где-то есть Статуя Свободы. То есть он осознавал, что это где-то есть, но оно очень далеко, туманно и почти нереально. Теперь же он столкнулся с этим в жизни и, наконец, поглядел на Адлен. Слава богу, она уже успела накрыться простыней, так что он не видел ее кровоточащей… Она улыбалась, как полоумная, держа на руках этот маленький орущий сверток. Если еще несколько минут назад он где-то испытывал сочувствие и даже отголоски привязанности к жене (и в его голове даже мелькала мысль о том, чтобы остаться с ней), то теперь на него накатило небывалое омерзение. Чему она радуется? Тому, что ее жизнь разрушена? Какая дура!

Спустя минуту радость Адлен снова сменилась резкой болью внизу живота. Она снова почувствовала схватки, хотя и не такие сильные, как прежде. Матка пыталась вытолкнуть плаценту. Обычное надавливание на живот никак не помогло.

– Возьми ребенка, – обратилась она к мужу, стиснув зубы от боли.

– Что происходит? – его недоумение сменилось теперь удивлением.

– Выходит послед… Возьми его, пожалуйста, – снова попросила она.

Мысль об этом сначала показалась Стефану из ряда вон выходящей, но потом сменилась пониманием, что это отличный опыт, которым он сможет похвастаться перед ребятами в команде и своими новыми подружками. Разве кто-то из них делал что-то подобное? Он неловко подошел к жене и взял на руки ребенка. Странно, но его руки как будто сами знали, как это делать. Новорожденный уже не кричал, но удивленно и с опаской смотрел на Стефана светло-голубыми глазами. Они были такими огромными, что вовсе и не выглядели человеческими, а какими-то инопланетными.

Адлен корчилась снова, но теперь уже на спине. Стефан не обращал на нее никакого внимания. Все оно теперь было сосредоточено на ребенке. Какое-то странное всеобъемлющее чувство захватило нутро Стефана. Оно было похоже на вожделение. Но не сексуальное, не плотское в обычном понимании, а какое-то внутреннее, мозговое, но неосознанное. Ничего подобного Стефан раньше не испытывал, и ему хотелось упиваться этим ощущением снова и снова. Он на какой-то миг подумал: уж не отцовский ли инстинкт это? Но прежде он никогда о таком не слышал и нигде не читал (хотя читал он в своей жизни крайне мало, поэтому тут же отбросил эту мысль). Его словно покидал рассудок, но при этом он все так же твердо стоял на ногах. Это сладостное томление не только не проходило, но, кажется, все усиливалось. Он все смотрел и смотрел на это маленькое сморщенное существо на руках, отдаленно похожее на человека и явственнее ощущал, что этот трепет вызван именно им. Все больше и больше входя в некое подобие оцепенения, он все меньше и меньше обращал внимание на происходившее вокруг. Шум дороги, крики людей на улице. Промчалась полицейская машина.