Юрий Филиппов - Насмешка любви

Движения зверька были легки и порывисты. И старик позавидовал ему. Таким был он сам в молодости. Лёгкий, динамичный, сильный. А вот теперь впереди у него была только смерть.

Лёгкое ли это дело умирать, когда позади целая жизнь. Она как мираж возникла и растворилась, оставив лишь багаж воспоминаний. Синема – да и только, даже не сериал – о мальчишке, который никому не хотел зла, а только стоял у крана, из которого текла вода, и смотрел. Он только то и сделал, что повернул вентиль так – как приказала ему жизнь.

Котёнок пищал. Эти звуки нельзя было назвать мяуканьем. Их было всего два – «м» и «я», что означало: «Хочу есть». А есть у старика было нечего, потому что жизнь ушла и унесла всё с собой куда-то, к кому-то – туда, где есть молодость, есть силы, удача, есть смысл и есть радость. А радость бывает всегда там, где есть надежда.

Надежды у старика не было. Какая там надежда, если рядом только котёнок.

Огонь потух: пламя присело и залегло, ушло и тепло, которое, как и котёнок, лизало ему лицо. Старик еле-еле поднялся, с трудом дотянулся до кострища, бросил в него щепу. Подождал, когда огонёк затеплиться, и добавил сухой травы. Затем опять бросил щепу. Как хорошо! Тепло! Но надолго ли? «Пока есть силы» – подумал он.

Котёнок сидел рядом и смотрел на огонь…

А что там впереди? Одно только «мя» да долгая серая зима. Без хлеба и тепла. Только «мя» и зима, потому что нет силы, нет чувств, нет надежды и нет любви. И никого рядом. Какая там любовь, если нет рядом никого – только пушистый этот малыш и старик.

«Где бы найти ещё щепы да сухой травы?

Всего-то взять и дотянуться…

Господи, хоть бы не пришли крысы!..»

ТРИДЦАТЬ СЕРЕБРЕННИКОВ

Каждый, кто продал душу дьяволу,

всегда по ризе 1 плачет.

(Откровение одного из апостолов церкви)

Вот уже несколько месяцев двадцатисемилетний баловень судьбы Феликс Баскаков находился в весьма скверном состоянии духа. Он – преуспевающий адвокат проигрывал судебные тяжбы одна за другой. И особенно паскудным стало это его состояние после того, как он потерпел фиаско в схватке с таким мелким лавочником как Семён Викторович Митрохин. Впрочём, не таким уж мелким был этот лавочник, если посчитать, что фарт от нескольких бутиков, которыми владел он, по объёму оборота уже перерастал серьёзный «Супермаркет».

Себя же Феликс мысленно представлял, естественно, в образе чуть ли не второго хозяина криминальных душ светлого города Великие Муки, в котором ныне проживал, и куда прибыл из Москвы по, так сказать, семейным обстоятельствам, после крупного бракоразводного скандала с теперь уже бывшей своей половинкой, а точнее дочерью крупного чиновника государственного масштаба. Я не оговорился, написав «второго хозяина», первым был Борис Борисович Барбарисов – новоявленный демократ и местный голова региона.

Была тут ещё одна завязочка. Дело в том, что тот самый фрукт под названием «мелкий лавочник» был в совсем недалёком прошлом капитаном внутренних войск, вышедшим в тираж после серьёзного проникающего ранения в лёгкое во время одной боевой операции на Ближнем Востоке, где, совершенно случайно не захлебнулся своей кровью, а стал инвалидом. И надо же было такому случиться, что судьба свела его, Феликса, выпускника славного и всеми уважаемого Гарварда, с этим мелкопоместным, хотя и героическим в прошлом, тружеником прилавка.

Сам Феликс произносил свою фамилию на особый лад – с ударением на первой букве «а» и стервенел, когда его обзывали Мытарем. Но куда денешься от родовых качеств: баскак он и в Африке баскак, то бишь – сборщик налогов, а мытарь на Руси – то же самое, что и роднит, как две капли воды, эти два слова. Он – юрист средней руки, но довольно наглый малый, был в своей среде неплохим парнем – рисковым, загульным и щедрым на подачки, человечком двухметрового роста, у которого денежные реки текли сквозь пальцы полноводной рекой.

А свинью в том скандальном деле с мелким лавочником, как, впрочем, и в последующем, ему подложила Алевтина Марковна Абрамян – его бывшая любовница и судья того уважаемого учреждения, в котором рассматривались эти очень важные для престижа Баскакова тяжбы. Подложила без всякого там видимого на то повода, как казалось непосвящённым, судачившим об этом происшествии на всех судейских перекрёстках – шила-то в мешке не утаишь. Взяла да и проявила характер – вынесла назло ему, Баскаку, как она его называла в минуты интимной близости, сразу два оправдательных приговора в один день.

Особенно огорчительным был последний – тоже его очередной жертве, а именно: Семёну Пустышкину – человеку, в общем-то, некудышнему и так называемому в юридической среде мальчику для битья, которого и должны были засадить за решётку на целых полтора года, что во всяком случае со всеми участниками сего правоохранительного действия было предварительно и обговорено. А повод всё-таки был, не знаю, как и для кого, а для ревнивой женщины – исключительный: её любимый Баскачёк вдруг переключил всё своё внимание на красотку Сью, чего не так уж привлекательная Алевтина Марковна, естественно, стерпеть не могла. И случилось то, что случилось. В общем-то, отомстила.

И Баскаков загулял.

Загулял – назло и Алевтине Марковне, и всему миру. Тем и сорвал предстоящий судебный процесс – о защите чести и достоинства важного должностного лица, в котором истцом был сам сладкоголосый Борис Борисович Барбарисов – местный голова региона, где до сих пор процветал Феликс Самсонович Баскаков. А попросту Самсон– такая уж кликуха приклеилась с некоторых пор к нему в уважаемом правоохранительном обществе славного города Великие Муки.

А загулять Самсону было где.

Его мать Мария Илларионовна Бобрикова в своём недалёком прошлом трудилась старшим следователем по особо важным делам в областной прокуратуре, в том самом регионе, который ныне возглавлял Борис Борисович Барбарисов. Поначалу судьба этой женщины складывалась весьма и весьма благоприятно. Эффектная, не глупая, гиперактивная и, в общем-то, податливая на амурные дела молодая женщина – явная жертва сексуальной революции, она легко привлекала к себе внимание множества достопочтенных мужей. Причём, с благоволения, понятно, своего руководства, подкладывающего её под заезжих чинуш, используя их благосклонность довольно успешно для упрочения своего благополучия, поскольку она привыкла жить на широкую ногу, тем более в богемной среде своих сверстников.

Безусловно, судьба её достойна сожаления. Рок после преждевременной смерти родителей при загадочных обстоятельствах и несвоевременного рождения ребёнка – внебрачного, неизвестно от кого, словно преследовал её. Можно было бы, если не учитывать одно обстоятельство, которое являло собой неистовую любовь этой молодки – к золотому тельцу, а точнее, к денежным знакам любой принадлежности и любого количества, кулонам, колечкам с камушками и прочей женской искусной дребедени – без разбора. Потому и попалась она на взятке, которую, как ни старались её покровители, скрыть не удалось – ни под каким соусом. И была она понижена по иерархической лестнице на другое хлебное место – до адвоката, и с таким же яростным энтузиазмом, как и раньше, стала защищать тех, кого прежде убеждала в судах отправлять в места не столь отдалённые. Кстати, ту свою взятку – в сто тысяч рублей она употребила для того, чтобы «приобрести» на них отцовство своему единственному сыну – Феликсу, от чего тот стал не Бобриковым, Баскаковым.