Михаил Сегал - Рассказы

— Мы ведем переговоры с данным террористом, пытаемся выяснить данный вопрос. Но сможем это сделать, когда вы отойдете немного назад… Сможете?

— Сможем, — ответил Русин и остался стоять на месте.

Помолчали.

— Когда? — спросил Нагорный.

Русин сузил взгляд:

— Когда вы вместо «данный» начнете говорить «этот».

Отряд Полиции, Сметающий Все На Своем Пути и несколько тысяч человек стояли напротив друг друга. Решение пойти на конфликт могло исходить только от меня, но я словно забыл, что я из ФСОЗОПа, и чувствовал себя как тогда, много лет назад на концерте, одним из сонма частиц, вращающихся вокруг сияния Русина. Да и бойцы отряда сейчас чувствовали себя больше частью народа, чем частью отряда, многие из них в свое время играли в группах.

Вдруг я вспомнил, откуда мне знакомо лицо Нагорного. Тогда же, десять лет назад, во время большого осеннего концерта в «Молодости» сорвалось выступление «Детского акцента» — ударник слажал, сбился, публика засвистела. Он весь сжался и словно исчез, слился с черным задником. Так вот сейчас мне почудилось, что сверлящие глаза Нагорного — это глаза того самого ударника.

Он оторвал взгляд от Русина и спросил меня шепотом:

— Скажи, по поводу квартиры — это серьезно?

— Абсолютно, — сказал я.

— А ребятам?

— И ребятам… Тоже… Что-нибудь. Материальное.

— Это хорошо. Ведь мы живем в материальном мире.

Вошли в церковь, зная, что нас видит БОПТ, но это было лучше, чем оставаться под взглядом рок-фанатов.

— Что делать, Нагорный? Если даже вы его возьмете, его же надо будет показать людям.

Решения не было. И времени не было. Мирная женщина беззвучно повисла над нами, распустив одежды, как парус.

— Спаси меня… — прошептал я, глядя вверх, и добавил: — Нагорный.

Он затушил еле теплящуюся свечу.

— Давай логически. Чего нам надо?

Барабанщики — они всегда очень конкретные. Даже слабые, даже те, которые лажают и проваливают концерты… Что нам надо…

— Не показывать Васю?

— Так… А что им надо?

— Посмотреть его.

— Так… Только не Васю конкретно, а заложника.

Женщина пошевелилась, взмахнула одеждами.

— Опять? Как с Русиным?

— А что, — сказал Нагорный, — первый раз ведь получилось?

— Но освобождать-то надо из церкви. А мы сюда уже никого не проведем. Да и кто согласится? Второго Русина нет. Все друг друга знают.

Перешли к самому большому подсвечнику. Так было мирно, но это было обманчивое спокойствие. Несколько тысяч человек стояли во дворе и ждали наших действий. Нагорный стал смотреть в одну точку и отстукивать пальцами ритм по бронзе.

— Давай логически… Вывести мы можем только изнутри.

— Так.

— А провести внутрь уже никого не можем.

— Нет.

Нагорный остановился.

— Значит, надо выводить того, кто уже внутри.

Да… Логичность ударников компенсируется их тупостью. То, что он сказал, было абсолютно верно и абсолютно бесполезно.

— Но внутри никого нет! Там только Вася и БОПТ!

— Не части! Давай логически. Там только Вася…

— И БОПТ!

— Васю мы выводить не можем.

— Ну ясно!

— Значит, логически получается, что выводить будем…

— БОПТа?!! — закончил я мысль, но это была мысль не моя, а тупого, логичного ударника Нагорного.

— Да, — подытожил он. Посмотрел пристально, размышляя уже как бы вместе со мной, щедро делясь своей мыслью, — его кто-нибудь видел?

— Нет.

— Кто он вообще такой?

— Не знаю, — сказал я, — никто не знает.

— Значит, он вполне может быть заложником.

— А он согласится?

— Для него это — единственный шанс уцелеть и даже стать немного героем.

Мы пожали друг другу руки и направились к выходу. Уже увидели в просвете толпу. Нагорный остановился.

— Стой! А кто же тогда террорист?

Мы вернулись назад. И тут я тоже смог логически:

— Получается, что раз там больше никого нет, а заложником будет этот, то террорист у нас… Вася?

— Да… А он согласится?

Откуда я знал.

— Надо ему что-нибудь пообещать, — сказал Нагорный.

— Что ему можно пообещать?

— Не знаю, льготы какие-нибудь… Что-нибудь материальное.

Глупо все это было. Какие, к черту, льготы! Я схватил Нагорного за грудки и закричал шепотом:

— Чем быстрее у нас все закончится, тем быстрее Вася окажется в Пункте!

Нагорный тоже схватил меня за куртку:

— Тянуть в его интересах!

— Но это не в наших интересах!!! — прокричали мы вместе.

Толпа за дверьми стала приближаться.

— Подожди, — прохрипел Нагорный, — если Васю узнают и он все расскажет — это плохо… Но если не узнают и не расскажет — тогда хорошо.

Я уже не понимал ничего. И тут лицо Нагорного засветилось.

— Значит, террориста можно убить, а лицо обезобразить до неузнаваемости!

Они приближались. Мы кинулись к двери и заперли ее на засов. Уперлись спинами.

— Да!.. Но как это сделать? Как мы вообще туда войдем? У него же граната или две!!!

Постучали. Потом еще. Мы не знали, что происходило за дверью, что с батюшкой, с ксендзом, с Гаврилиным и Михайловым. И вдруг впервые за сегодняшний день спасительная идея пришла в голову мне, а не Нагорному.

— Слушай… А мы входить туда не будем… Смотри: мы этому БОПТу такой подарок делаем: превращаем в пострадавшего, на свободу отпускаем… Пусть сам все сделает.

Нагорный впервые посмотрел на меня как на равного.

— Теперь все сложилось, — сказал он, и мы пожали друг другу руки.

В дверь ударили еще раз.

— Пустите русских людей в церковь!

— Проводится операция! — громогласно объявил Нагорный. — Не препятствуйте работе ОПСВНСП!

Никто не ответил. Забурчали между собой. Я набрал БОПТа.

Смотрел прямо перед собой и немного вверх — туда, где камера. Знал, что он видит меня. И вдруг услышал голос Васи.

— Алло, — сказал он так просто, как будто был почти живым, а не почти мертвым, не ждал страшного конца каждое мгновение прошедшего года и сегодняшнего дня. Я не был готов услышать его.

— Вася… Привет… Передай трубочку, пожалуйста.

Ответил БОПТ. Выслушал меня.

— Ну да… Хорошо… А гарантии?

— То, что я тебе рассказал, и есть гарантия. А вот если будешь тянуть, нам ничего другого не останется… Не дури, сегодня же не твой расстрел.

— Не мой, — прошептал он.

— Тогда запоминай, что делать. Убитый БОПТ должен быть в черной маске. Есть или дать?

— Есть.

— Надеваешь маску на Васю и потом его, значит… того. Только большая просьба: стреляй точно в лоб.

— Зачем?

Я не обратил внимания на то, что в процессе постановки задачи рассматриваю рисунки под потолком. Там было много бородатых мужчин и женщина в одеждах, которые развевались как парус.

— Дело в том, что нам его по спискам проводить: типа, мы, как положено в Пункте, по приговору… А у них — свой фирменный стиль, прямо в лоб, и поэтому если тебе не трудно… Спасибо.