Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

— А есть еще старшие классы! — даже не проговорила, а как-то прохрюкала Юля.

Новый взрыв хохота прервал Генка. Он минуты три пытался до них докричаться.

— Ты мне засыпешь?!

Юля зачем-то по-родительски погрозила Генке указательным пальцем и тут же максимально сосредоточилась на засыпании плана для Гены. Дело шло медленно.

Горик встал и начал танцевать, педерастически двигая бедрами, то и дело цепляя толстой задницей старенький холодильник «Минск». Горик напевал себе под нос что-то непонятное.

— Видел как мы делали? — инструктировала Юля Гену. — Делай так же. Дым держи в себе долго.

Генка мощно вдохнул белый дым из пластика и зажмурился. Потом выдохнул и закашлялся.

— Не покашляешь — не попрет, — прокомментировала Юля. — Ну как?

— Непонятно, — ответил Гена серьезно. — Не прет.

— Давай еще! Тут есть.

Гена вдохнул еще раз. Держал дым долго. Когда он выдохнул, глазки под очками осоловели.

— Не прет, — сказал Гена плаксиво.

— Да что ты говоришь, — усомнилась Юля, — у тебя глаза как у Боба Марли.

Горик продолжал свой неистовый танец, время от времени угрожая перевернуть холодильник.

— Что ты делаешь? — раздраженно спросила Юля у Горика.

— Я танцую вальс, — отозвался он, не прекращая обезьяньих телодвижений.

— Вальс танцуют вдвоем, — хмуро заметил Гена.

— Я всегда танцую вальс в одиночку.

И он снова заржал.

Сделали по второй. Гена как хамелеон поменял цвет лица на зеленоватый и смотрел на Горика сквозь мутные стекла очков злыми красными глазами. Горик перестал танцевать, сел на табуретку, начал пристально рассматривать темное пятно на столе. Юля держала кусок газеты с травой и размышляла, что сейчас лучше — догнаться сигаретой или выкурить по третьей.

— Зачем ты это сделал? — произнес вдруг Гена.

Юля подняла глаза. Гена играл с Макаровым — вертел его, вынимал и снова вставлял обойму.

— Что сделал? — спросил Горик.

— Ударил меня. После первой. Щелкнул по носу. Зачем ты это сделал?

— Просто так.

— Просто так даже мухи не ебутся, — сказал Гена удивительно наглым тоном. — Ты сделал это зачем-то. Ты хотел меня обидеть. Показать, что ты круче.

В его голосе звучала такая угроза, что Юля насторожилась. Это было совсем не похоже на Гену Кашина.

— Гена, бросай этот цирк. Он же пошутил, — сказала Юля осторожно.

— Я никому не позволяю над собой шутить, — произнес Гена пафосно.

Горик прыснул со смеха:

— И Мамаю не позволяешь, да?

Гена взбесился. Таким Юля видела его впервые. Лицо побелело, руки затряслись, обойма защелкала чаще. Это был какой-то незнакомый Гена Кашин. Жалко скулящая дворняга вдруг показала волчью пасть. Юле стало страшно. И интересно.

— Ты мне будешь говорить про Мамая?! — закричал Генка так, что Юле на лоб попала капелька его слюны. — Ты, сука, сиська сраная, кто ты такой? Это не ты случайно недавно у Кузи отсасывал?

Горик взбесился не меньше.

— Ты знаешь, как все было, да?! Ты рядом стоял? Я всегда защищался и меня били так, что тебе и не снилось, а ты на кого-то из них хоть раз голос поднял?! Что-то ты сегодня сильно смелый стал, а раньше?! «Какашка, сюда!», «Какашка, к ноге!», «Какашка, получи посрачь!»

— Что ты сказал, сука? А ну повтори!

— А что я сказал? То, что все знают! Что тебя чмырят, а ты только плачешь!

— Эй, мальчики, — вмешалась Юля. — Хватит, успокойтесь!

Она понимала — стоит забрать у Генки пушку и большая часть его мужества испариться. Но она тянула. Хотелось посмотреть, что будет дальше. А еще она поймала себя на том, что начинает опасаться Генку. Она была не так уж уверена, что сможет забрать у него пушку, и было страшно убедиться, что не сможет.

— Я тебя сейчас убью, — сказал Гена спокойно.

Он наставил на Горика пистолет.

— Попробуй, Какашка. Только смотри не обосрись.

Гена надавил на курок, но курок не поддавался. Юля приросла к табуретке.

— С предохранителя сними, кретин, — сказал Горик насмешливо.

Идиот, успела подумать Юля. У Генки так чудовищно тряслись руки, что он чуть не выронил пистолет. Он суетливо искал предохранитель, делал кучу лишних движений, нащупывал его обеими руками, давил, но не в ту сторону. Все это происходило под прямым, немигающим, в упор, взглядом Горика. Гена терялся и бесился, наконец, снял с предохранителя, направил Макарова в улыбающееся лицо Горика и надавил на курок.

Между ними был стол. С такого расстояния не попасть — невозможно. Бахнул выстрел. Юле заглушило уши, она вскрикнула и зажмурилась.

Гена не попал. У него так тряслись руки, что пуля пролетела у Горика над головой и врезалась в стену. А может Генку подводило плохое зрение.

— Ты ж косой, Какашка, — произнес Горик после паузы. — Куда тебе стрелять.

Похоже, он не верил, что вот сейчас может умереть. Юля же, напротив, очень реалистично представила, как брызгают армянские мозги через дырочку от вылетевшей пули на затылке.

— Ты извинишься передо мной, — пробормотал Гена задыхающимся голосом.

— Хуя! — ответил Горик.

Гена выстрелил вторично. Парализованной от шока Юле вторично заложило уши.

Долго, очень долго ничего не происходило. Она ничего не видела, не хотела ничего видеть, и ничего не слышала, кроме странного неживого писка, который исходил отовсюду, который издавала сама тишина. Юля словно очутилась далеко отсюда, на безжизненном острове в безжизненном океане, где никогда не было намека на людей. Песок и солнце. Тихо. Никакого человеческого шума. Только писк. Все — медленное, вязкое, отрешенное, как сон. А пищит раскаленное неземное солнце.

Потом донеслись голоса. Самый высокий, резкий, истеричный оказался ее голосом.

— …на стол! Ты что, сука, не слышишь?! Положи пушку на стол, я сказала!

Гена наводил пистолет на Юлю и издавал безумные шипящие звуки. Он был похож на испуганную гиену.

Горик не кричал. Он в шоковом состоянии вертел перед лицом забрызганную кровью ладонь и повторял одно слово «сука». С левой стороны его головы стекала кровь. Кровь была на одежде, на полу, на столе.

— Сука. Сука. Ни хуя себе. Сука.

Юля определила источник кровотечения. Левое ухо. Оно было в крови. На стене теперь было два пулевых отверстия — одно возле другого.

— Положи пушку, гандон!!! — завизжала Юля по-кошачьи.

Гена испугался, растерялся и неуверенно положил пистолет. Юля подскочила к Горику. Верхний край его ушной раковины оказался грубо разорван. Рана была пустяковая, но кровавая. Ворошиловский стрелок, подумала Юля про Гену. Всего-то требуется попасть в лоб с полуметра. Она вспомнила, что не забрала положенный Геной пистолет.

Неожиданно Горик перестал бормотать себе под нос и разглядывать ладонь. Он грубо оттолкнул Юлю и убежал в коридор. Кажется, он что-то для себя решил. Юля вспомнила, что оставила в рюкзаке на вешалке принесенное с гаража оружие. Горик не мог об этом знать.