Диана Виньковецкая - По ту сторону воспитания

Через несколько дней сестре пришлось увидеть ещё одну пищевую независимость и битву за негров.

У Данички был день рождения, а у Бори появилась чёрная подружка, которую я не пригласила.

— Мама, ты всех пригласила, а Джин нет, — говорит мне Даничка, — потому что она чёрная и ты, как все русские, — расистка! Как ты можешь! Мне за тебя стыдно!

— Я забыла.

— Не будь лаером!

Я чувствую, что теряю в его глазах… мне неприятно, крутится в голове «лаер, врун», и я в растерянности. Что же сказать?

— Даничка, я не расист, я — сноб. Я её не приглашаю из— за снобизма. Она не читает книг и нет у неё интересов к возвышенному. И она поэтому мне не нравится.

К моему удивлению, Даничка принял мои объяснения, битва за негров была прекращена, а с меня снято обвинение в расизме. Сестра, разинув рот, выслушала нашу беседу и сказала:

— Дети тебя держат в чёрном теле. Ты скоро почернеешь! У нас краснеют, а у вас чернеют.

— Подожди немного, и до тебя доберутся. Мы приезжаем из России злые, и любое проявление либерализма считаем коммунистическим направлением. Мы боимся потерять, что мы приобрели, кажется, мы владеем опытом, но наш опыт, — как объяснял мне Яша, — это опыт рабов. Негры тоже были рабами, но они освободились почти сто лет назад, а мы только на днях. Дети растут в другой атмосфере, и, чтобы они меня не презирали, приходится лавировать и подавлять в себе банальные инстинкты. Илюша, обращаясь к моей сознательной части мышления, говорит, чтоб я работала над собой, и для развития во мне чувства приличности дал прочитать книгу: «Свобода и рабство в Америке», в которой показывается, что если бы не было в Америке негров, то не было бы и свободы, потому как все были бы слишком одинаковые.

— Теоретически я понимаю, — отвечает сестра, — но чувствую пределы моего понимания, и вот то, что за пределами моего понимания — «запредельное» или, как говорят, «бессознательное», — подступает и… шебуршится.

— Давай накрывать на стол!

Ко дню рождения мы купили всяческой американской закуски, и сестра с изумлением смотрела на приготовления к празднику, на «чипсы с дипами», «хотдоги» для грила, большой торт серобуромалиновой раскраски, бумажные тарелки и полиэтиленовые стаканчики — всё, как просил Даничка. Ничего мы с Олей для них специального не готовили. Дети развесили вдоль деревьев, растущих около дома, туалетную бумагу и воздушные шарики. Накрыли столы во дворе.

Начали приходить Даничкины гости.

Олю поразила одежда мальчиков, не говоря уже о девочках.

— Это так все приходят на праздник!? — удивилась она. — Я думала, что в Америке все одеваются красиво и прилично. А тут, оказывается, напяливают на себя всё самое страшное.

— Это только кажется, что всё такое страшное, на самом деле все эти лохмотья довольно дорогие, и самая страшная мешковина — самая престижная. Щёгольской одеждой считается списанное военное одеяние.

— Я им в другой раз престижных холщовых мешков с военных складов привезу, пусть разделывают. Я видела вчера, как Боря с Элей безжалостно кромсали вдоль и поперёк новые голубые джинсы. Изрезали ножницами джинсы сикось— накось, и этого мало, они кинули их в хлорку. Не в них ли они вырядились!? А ты им покупаешь хоть какую‑то одежду?

— У меня право покупать для них только белые носки и чёрные трусы. Носки я покупаю в таких несметных количествах, что как‑то приятельница спросила, увидев тонны закупленных носков: «Они у ваших детей одноразовые?»

Каково же было Олино удивление, когда она заметила, что Даничкин приятель Роб пришёл на день рождения со своей едой. Он сам себе разогрел и спокойно съел своё принесённое. Оля никак не могла поверить, что так бывает, и спросила у Данички:

— Почему твой приятель принёс сам себе котлету?

Даничка ответил:

— Роб хотел это есть!

— Но ведь он пришёл к тебе на день рождения!

— Он хотел хамбургер, а думал, что у меня только «хотдоги», и себе взял хамбургер! Вы приходите с бутылкой вина, а он с хамбургером!

Удивилась она и тому, что хлеба дети никогда не употребляли и хлеб к еде не подавался.

— Боря, а ты знаешь что такое хлеб? — спросила Оля.

— Да, знаю, — ответил Боря, — это сорт пиццы.

Вечером в новостях по телевизору показывали заседание парламента в одной африканской стране, несколько белых присутствовало на этом заседании. Лёня спросил: «Почему там белые?» Оля ответила: «Их приготовили на ужин!» Я засмеялась, Даничка сверкнул глазами и на меня, и на Олю, просто растерзал взглядом! Оля стала оправдываться, что, мол, это такая шутка, как в анекдоте. Хорошо, что Лёнины дети не поняли, а Илюши не было в комнате.

— Даничка, мне негры даже нравятся, они весёлые, открытые, — продолжала оправдываться Оля. — Они похожи на русских, — тоже, наверно, не могут приспособиться к безумному темпу американской жизни.

Даничка, расслабившись, сказал совсем спокойно:

— Вас могут побить чёрные, если услышат, как вы говорите. В Хьюстоне в школе, когда меня дразнили «коми», я дрался.

— Это что значит — «коми»? — спросила сестра.

— Так дразнят коммунистов, — ответил Даничка.

— Скажи, Даничка, а евреев дразнят? — поинте–ресовалась сестра.

— В Хьюстоне в школе дразнили.

— Как?

— Мат, посмотри, пени покатилось… У тебя длинный нос, потому что воздух бесплатный…

По мере того, как приближалось время её отъезда, Оля достаточно наудивлялась в Америке, смеялась, что её никто не изнасиловал, хотя предупреждали, что каждую минуту насилуют, никто не ограбил, хотя тоже советовали прятать кошелёк. Но больше всего удивилась, когда услышала, что в Америке бывает «домашнее изнасилование». Она сказала об этом Даничке:

— Я не верю, что бывают «дэйт рэйп»: знал человека, пришёл на свидание, и он тебя изнасиловал — это большой обман. Я была в Сибири в экспедициях среди одних мужчин, которые по полгода не видели женщин, и никто никогда меня не насиловал, и более того, мне никто из женщин не жаловался. Если кто и попристаёт, то шуганут, и всё…

— Оля, ты как чёрная, — сказал ей Даничка, — они тоже так считают, — дать сдачу мужику, и он отстанет. В белых семьях девочку воспитывают бояться мужчин… И если парень скажет: У… У…У… , то девочка считает, что всё… — её насилуют!

— Видишь, Даничка, разве твоя тётка может быть расисткой, если у неё чёрные взгляды, — произнесла «почерневшая» Оля.

— Привэт!

После рождества вся наша семья выезжала кататься в Белые горы Нью–Хэмпшира. Два или три часа, в зависимости от накала ссор между детьми, ехали мы в машине до Лунных гор, отрогов Белых, прикрепляя лыжи на подтяжках к крыше автомобиля и усаживая троих детей на заднем сидении. За время езды несколько раз машина останавливалась и съезжала на полосу крайней необходимости. Лёня увещевал детей, что не может управлять и вести их в горы для приятных забав, пока не прекратятся разногласия и потасовки. Угомонив детей и поправив лыжи, машина выезжала на дорогу для дальнейшего продвижения в сторону гор и развлечений.