Александр Гайдышев - Счастливая карусель детства

Нельзя сказать, что я не был счастлив в реальной жизни, но красок, динамики и ярких событий в ней все же недоставало. Потом пришли Дрюон, Стивенсон, Вальтер Скотт, Джек Лондон, Майн Рид, Фенимор Купер и, конечно же, Жюль Верн. Мир был прекрасен и безграничен, и я был его частью.

Примерно к пятому классу, прочитав большинство романов Дюма и Мориса Дрюона, я ощущал себя обедневшим французским дворянином, живущим в своем родовом поместье в средние века. Прочно выстроив в своем мозгу иерархию дворянских титулов, я был слишком скромен, чтобы самолично присвоить себе королевский титул, но быть простым шевалье тоже не очень хотелось. Чего хорошего, если какой-нибудь граф будет глядеть на тебя с плохо скрываемым высокомерием. Выход был найден непроизвольно и в совершенно неожиданных условиях.

Начало восьмидесятых — время пустеющих прилавков и дефицита. С родителями, а иногда и самостоятельно я ходил в продовольственные магазины за продуктами и проводил много времени в очередях. Стояние в очередях — дело для советского человека довольно обычное, но эстетически совершенно чуждое моему детскому воображению. Я стоял в очереди за картошкой и грезил о средневековой Франции, а впереди меня стояли люди в длинной и расползающейся веренице из тридцати-сорока человек. Хмурые, неодухотворенные люди, одетые в мрачные и однообразные одежды, очень не вязались с миром моих фантазий. Действительность требовала корректировки, и я решился… Взяв на себя функции творца, я начал присваивать титулы людям из очереди. Тот, кто под громкий грохот транспортной ленты получал в свою авоську картошку, несомненно, должен быть королем, — этот титул не дался ему или ей просто, он был заслужен и выстрадан в очереди, и тридцать или сорок королевских вассалов могли это подтвердить и засвидетельствовать. Далее в очереди за королем располагались герцог, маркиз, граф, виконт, барон и шевалье. Мне казалось, что моя идея не имела изъянов, поскольку все в ней было справедливо. Чем длиннее очередь, тем больше королевство и тем более сладки минуты упоения королевской властью. Стояние в очереди приобретало для меня не отталкивающе-прозаический смысл получить свою грязную картошку или что-нибудь наподобие ее, а стало наполнено особым романтическим светом, который в моем сознании преодолевал серую действительность и уводил в волшебный мир фантазий. Мне хотелось поделиться своим открытием с людьми, встряхнуть их, дать им смысл и надежду, но я был мал и стеснителен и боялся нарваться на непонимание.

Когда очередь продвигалась, и я становился шевалье, то начинал с гордым видом оглядываться на стоящих позади меня людей. Еще бы, все они были моими вассалами, хотя в реальности и не подозревали об этом. Но во взгляде моем не было презрения, ведь история скоро расставит все по своим местам, и не за горами то время, когда самый последний из моих подданных гордо оденет свою корону. Но почему у большинства этих людей, включая самых титулованных дворян, по-прежнему такие печальные и угрюмые лица?

И вот моя минута славы наступает. Я становлюсь королем и с гордым видом нахожусь впереди авангарда, возглавляя свою армию, состоящую из самой разношерстной публики — от близкой свиты высокородных аристократов и дворян до самых последних простолюдинов, которым, впрочем, не стоит отчаиваться. Пройдет всего лишь какой-нибудь час-другой ожидания, и последние совершат головокружительную карьеру, превратившись в первых лиц государства. Как жаль, что они этого не понимают, и их лица по-прежнему хранят хмурое смирение и безразличие. Но они — это они, а я — это я, и мне доставляют истинное упоение те мгновения, в течение которых я получаю свою картошку, едущую по ленте под громкий грохот транспортера. Этот грохот я воспринимаю не иначе как барабанный бой-приветствие короля. Я торжественно держу свой мешок и гордо наполняю его картошкой. Я король! Мне очень хорошо и радостно.

Но моя минута славы, как и все на свете, подходит к концу, и я уже опять превратился в простого смертного, отходящего от прилавка с авоськой грязной картошки. Се-ля-ви!

Вальтер Скотт, Дюма, Конан-Дойловский «Белый отряд» и Дрюон сделали свое дело и уже в пятом-шестом классах я под воздействием прочитанного на правах сюзерена посвятил в рыцари своего непутевого соседа по парте. Необычность ритуала и торжественность нашего поведения настолько отличались от скудной обстановки и убогого поведения одноклассников, что некоторые из них даже рты открыли от удивления и с интересом начали наблюдать за происходящим. Мой сосед стоял передо мной на одном колене и с придыханием слушал необычные слова, льющиеся из моих уст. Я держал школьную линейку, символизирующую меч, у него на плече и говорил примерно следующее: «как твой сюзерен, жалую тебя, сын мой, рыцарским достоинством за деяния твои и добрую службу во славу и благо твоего господина и твоего короля. Отныне величать тебя будут не иначе, как „сэр рыцарь“, и титул этот перейдет от тебя к детям твоим и потомкам твоим».

Были еще и другие фразы, после которых я сильно хлопнул линейкой по плечу новоиспеченного рыцаря и поощрительно дал ему легкий подзатыльник, что вызвало одобрительные возгласы со стороны ротозеев-одноклассников. Уже через минуту самые отъявленные хулиганы нашего класса, растолкав всех, изъявили желание быть первыми произведенными в рыцари.

По правде сказать, эти обормоты своим поведением совершенно не заслуживали никаких титулов, но политика класса требовала более тонкого понимания, и я решился наступить на горло собственной песне. Веселило то, что, к моему удовольствию, я мог надавать тумаков самым отъявленным бандитам без каких-либо последствий. Наоборот, они даже начали злобно рычать друг на друга, желая первыми приобщиться к моим ритуальным подзатыльникам. Очередь из человек пятнадцати мальчишек нашего класса выстроилась вслед за хулиганами, и все они мечтали пройти торжественный обряд посвящения в рыцари. Ребята галдели, толкались и требовали ускорить процесс. Я объяснил им в доходчивой форме, что не соблюденный по всем правилам обряд не может иметь силы, и кто с этим не согласен, тот может навсегда оставаться простолюдином и не морочить мне и другим мозги. Слова нашли понимание, и галдеж прекратился. Очередь стала более дисциплинированной, на лицах появилось торжественно-смиренное выражение. Мой сосед по парте — новоиспеченный рыцарь, гордо стоял за моей спиной и высокомерно рассматривал толпу наших последователей.

— Сын мой, сэр рыцарь, наказываю тебе достать свой меч из ножен и повторять слова и действия за своим сюзереном. — я решил ускорить процесс посвящения и поручил новоиспеченному рыцарю ассистировать мне, на что он безропотно согласился под одобрение очереди. Еще бы, никому не хотелось оставаться простолюдинами и терпеть издевательства и презрение со стороны рыцарей. Переменка уже скоро должна была закончиться.