Линдэл Хэдоу - Австралийские рассказы

— Если хочешь вести собрание, подойди к столу.

В душном шатре словно стало еще труднее дышать. Нагетт перекинул ноги через деревянный чурбан, на котором сидел, и, так и не вставая, посмотрел на чужака. Он привык здесь командовать и вовсе не был намерен отступать, раз ему брошен такой вызов.

— Меня выбрали председателем, — сказал он угрожающе. — И я требую, чтобы стол принесли сюда.

Все снова повернулись к неизвестному. Уже давно никто не решался поднять голос против Нагетта. Игроки, до сих пор занимавшиеся своим делом, стали переходить поближе к столу Брата Джонса.

Предчувствуя скандал. Брат поспешил вмешаться:

— Ладно, Нагетт, пусть будет по-твоему. Помоги-ка мне, Кэрли.

У старика был немного сконфуженный вид, но он решил уступить.

Чужак быстро и решительно пробился через толпу. Став перед столом, лицом к собранию, он оглядел всех, потом отдельно Нагетта. Он стоял, вызывающе упершись руками в бока.

— Так-то вы ведете ваши профсоюзные дела! Жалкое зрелище, скажу я вам…

Нагетт поднялся на ноги.

— Не суй нос не в свое дело, — рявкнул он.

Кэрли усердно грыз карандаш, а Нагетт в упор, не спуская глаз, разглядывал пришельца. Его дружки молча подвигались ближе к нему.

Игра повсюду прекратилась, все столпились у стола огромным полукругом.

Неизвестный между тем продолжал:

— Как я слышал, сегодняшнее собрание должно обсудить важные дела. Но, видно, некоторые думают, что игра важнее, чем профсоюз.

Те, что подошли к столу по первому зову, одобрительно осклабились; те же, кто только что бросил игру, неловко переминались с ноги на ногу и глядели в пол.

Нагетт хотел перебить чужака, но тот опередил его:

— Если собрание происходит в шатре, это еще не резон превращать его в цирк. В каждом цирке есть клоун, и, видать, клоун здешнего цирка — наш председатель.

Дело оборачивалось против Нагетта, и он видел это. Сделав несколько шагов вперед, он остановился, набычившись, готовый к драке.

— Еще не бывало, чтобы кто-нибудь назвал меня клоуном и ему это сошло с рук! Возьми это слово назад, либо выставляй свои грязные кулаки.

Брат Джонс метался вокруг стола. Он хотел одного: избежать драки. Но не успел он произнести и слово, как неизвестный, не дрогнув, бросил прямо в лицо Нагетту:

— Я умею и это. Но сначала я скажу, что думаю.

Он уже отчасти утратил свое спокойствие, и в его голосе слышалось волнение.

— Я не хочу превращать собрание в свалку; но все, что завоевали для своей жизни австралийские рабочие, завоевано не за игрой в пенсы, а на собраниях и в стачках. Ценой голода, а иногда и жизни. Мой отец был убит во время стачки стригальщиков [16] Большая стачка сельскохозяйственных рабочих, занятых стрижкой овец, происходившая в Австралии в 1891 г. (Прим. автора). . Он был членом вот этого самого профсоюза. Только с тех пор профсоюз сильно расшатался… Если вы вот так проводите ваши собрания, то мне, например, не хочется оставаться членом этого профсоюза.

Он сунул руку в нагрудный карман, вытащил несколько бумажек и бросил их себе под ноги.

— Вот мои профсоюзные карточки. Возьмите их себе, пока не научитесь вести свои рабочие дела как следует.

Он замолчал и двинулся к выходу.

Старик Джонс вдруг оживился и расправил плечи. Двигаясь много, бойчее, он снова занял свое место у стола.

— Кандидатуре Нагетта Дейвиса заявлен отвод, — провозгласил он с торжеством. — Прошу называть других кандидатов.

— Предлагаю этого нового парня! — закричали с разных сторон, и хор голосов поддержал кандидатуру.

Чужак уже собирался отбросить полу шатра. Он остановился. Брат Джонс бросил на него ободряющий взгляд.

Нагетт был побит, побит жестоко, и сам сознавал это. Он презрительно сплюнул, повернулся и зашагал к месту, отведенному для игры в «обе вверх».

— Эй, валите сюда, — крикнул он. — Мы займемся игрой, и пусть этот умник ведет собрание сам.

Ни один человек не двинулся с места. Нагетт подождал с минуту, но когда даже ближайшие дружки отвернулись, избегая его взгляда, он выбежал вон из шатра.

Чужак поднял с пола свои карточки и стал у стола рядом с Братом и Кэрли.

— Итак, братья, — сказал он, — объявляю собрание открытым. Секретарь прочтет нам протокол.

Перевод Н. Ветошкиной

Странно, когда все идет гладко, — кажется, что так оно и должно быть, и вовсе не задумываешься над тем, до чего в общем хороша жизнь.

Так чувствовала я в то время, когда познакомилась с Ларри. Конечно, с тех пор прошел уже почти год, и тогда я была совсем девчонкой — мне еще и восемнадцати не исполнилось. Ларри было всего двадцать, но, увидев его впервые в тот вечер у Нэнси, я подумала, что с виду ему никак не меньше двадцати одного.

Нас познакомил брат Нэнси, Боб. Этот Боб довольно несносный парень.

— Ларри, прошу обратить внимание — это Энн, наша рыжая красотка. Осторожнее закуривай — она огнеопасна.

— Постараюсь быть осторожнее, — сказал Ларри, и я почувствовала, что у меня вспыхнули щеки, — так смеялись его глаза.

Был субботний вечер, и мы вчетвером решили отправиться в кино. Я не помню, какая шла картина, но какая-то очень интересная, и я немножко злилась, потому что рядом со мной сидел Боб, а Ларри — рядом с Нэнси. Но потом, возвращаясь домой, мы шли все вместе под руку и распевали песни, и я — прекрасно это помню — подумала, увидев падающую звезду: жизнь хороша!

На следующий день мы поехали купаться. Когда мы пересекали гавань на пароме Мэнли, Ларри кое-что рассказал мне о себе. Он работал механиком там же, где и Боб. Он сказал, что, если когда-нибудь ему удастся выиграть в лотерею, он купит себе красивую парусную лодку, вроде тех, что плавают в залитой солнцем морской дали.

Вот как пролетел этот день, чудесный день. Мы смеялись, уплетая сандвичи пополам с песком, мы смеялись, когда на нас обрушивались огромные волны. Мы пили молочный напиток и ели сосиски, а потом взошла луна, и мы пошли покататься на чертовом колесе в Луна-парке. Когда мы взлетели на самый верх, Нэнси подняла визг, а Ларри взглянул на меня и улыбнулся, и я снова подумала; жизнь хороша!

Когда мы возвращались на пароме домой, у Нэнси был усталый и сердитый вид, и она притворилась, будто спит. Ларри пересел ко мне. Они с Бобом по-приятельски болтали о своих делах: о работе, о том, что теперь, видимо, придется туго, — так сказал представитель профсоюза. Меня все это совсем не интересовало, но мне нравилось, закрыв глаза, прислушиваться к их голосам, плеску волн за бортом парома и долетавшим откуда-то издали задорным звукам рояля и скрипки…