Аркадий Красильщиков - Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

Однако последнее поражение на семейном фронте подействовало на Липшица странным образом: он решил переместить себя в пространстве, то есть воспользоваться национальностью своей мамы.

Липшиц бросил скромную должность на картонажной фабрике, продал однокомнатную квартиру в городе Серпухове, оформил документы на выезд и летом 2002-го оказался в Израиле.

Знакомые отговаривали Вениамина, пугали его волной арабского терроризма, но Липшиц всем отвечал привычной шуткой:

– Я мужичонка маленький, в меня не попадут.

Знакомые посмеивались, глядя на огромного, под два метра, Липшица и в глубине души не считали, что еврейское государство в чем-то выиграет, взяв на прокорм такого верзилу.

Надо сказать, что после последнего развода Липшиц твердо решил в брак больше не вступать. Его мнение о слабой половине рода человеческого с каждой очередной неудачей все ухудшалось и ухудшалось.

Вениамину не было еще и сорока лет. Женщины в Израиле интересовались им не меньше, чем в России. Веня, как и раньше, не сопротивлялся, когда его брали за руку, и вели в укромный уголок, но в остальном проявлял упрямство, так как иллюзиями насчет счастливой семейной жизни уже не страдал.

Необходимо отметить, что при всей своей заурядности Веня был удивительно пунктуален, подробен и даже въедлив. Еще в России он слышал разные байки о недобросовестности хозяев на рынке жилья в Израиле, а потому, когда нашел подходящую квартиру на съем, долго и внимательно проверял качество сантехнического, электрического и газового оборудования, окон и дверей в квартире. После проверки остался всем доволен и только тогда подписал договор на аренду маленькой клетушки в Бат-Яме с исправным душем, но без кондиционера.

И вот теперь Липшиц охлаждал свое горячее тело и с грустью думал о неизбежном возвращении к влажным простыням и отвратительной подушке, хранящей застарелый запах пота.

Он долго обтирал свое большое тело маленьким полотенцем, но наконец вздохнул тяжко и взялся за ручку двери душевой. Что-то звякнуло в замке, и дверь не открылась. Вениамин нажал еще раз, но безуспешно. Судя по всему, механизм запора сломался, и язычок замка превратился в засов, отодвинуть который Липшиц никак не мог.

Так он оказался в заключении. Но понял он это не сразу и легкомысленно отнесся к бытовой, как ему показалось, неурядице.

Он стал копаться с предательским замком. Даже попробовал справиться с запором с помощью зубной щетки – других инструментов в душевой не оказалось. Вышибить створку он не мог, так как дверь открывалась во внутрь квартиры… И вдруг Веня понял, что попал он в положение незавидное и ему не выбраться из душа среди ночи ни при каких обстоятельствах. И событие это может сказаться на всей его судьбе в новой стране.

В Израиле никто не стал бы искать Липшица, и он никого не знал даже в том доме, где поселился.

Вениамин не страдал в мыле на лестничной площадке, как инженер Щукин из знаменитого романа Ильфа и Петрова. Он стоял относительно сухой, но тоже совершенно голый в душевой комнате арендованной квартиры, ясно сознавая всю унизительность своего положения.

У инженера Щукина был хотя бы шанс встретить человека на лестничной площадке. Он такого человека и встретил. У Липшица такого шанса не было. И тут, после первого приступа отчаяния, он сообразил, что позади душевой находится небольшой балкон, куда Вениамин сразу же вынес разное хозяйское барахло и где стояла старая, проржавевшая стиральная машина. С балкона этого можно было позвать на помощь.

Но ночью?! И что кричать в чужой стране? Липшиц к тому времени знал всего лишь несколько слов на иврите. И тут его осенило. Он собрал в своей памяти школьные знания английского языка, с большим трудом перепоясал чресла коротким полотенцем, выскочил на балкон и тихо, придушенно произнес в кромешную темноту: «Хелп ми, хелп ми».

Никто, естественно, не отозвался. На балконе было душно и мерзко, близкое море отдавало бетону домов свою излишнюю влагу, большое тело Вениамина Липшица вновь покрылось липким потом. Он даже подумал, что хорошо в такую ночь оказаться взаперти в душе. Не возбраняется вновь смыть этот мерзкий пот. И вообще, можно вполне переждать до утра и даже поспать в душевой кабинке, притулившись к прохладной стене.

Он подумал так, но почему-то панически испугался образу своих мыслей, снова выскочил на балкон и, забыв о природной деликатности, отчаянно заорал в темноту: «Помогите!»

– Ты чего орешь! – отозвался почти сразу грубоватый, прокуренный голос. Шел этот голос с балкона квартиры над Вениамином и, казалось, прозвучал совсем рядом.

– Замок испортился! – крикнул Липшиц. – Я выйти не могу из душа.

– Не ори! – настоятельно посоветовали ему. – Ребенка разбудишь. Это бывает. Такие у них замки. Потерпи, я сейчас инструмент найду.

Липшиц терпел несколько минут в надежде на избавление. И вдруг услышал шорох, а потом увидел в лунном свете гладкие, пухлые, женские ноги, а за ногами полу халата.

К соседу, попавшему в беду, цепляясь за толстую веревку, спускалась женщина.

– Я голый совсем! – отчаянно заверещал Липшиц.

– Ну и… с тобой, – грубо ответила соседка.

Вениамин попытался укрепить полотенце на бедрах, но сделал еще хуже. Его «фиговый листок» свалился, и Липшицу пришлось закрыть интимное место ладонями.

Женщина явилась к нему с мощным молотком и трехгранной отверткой. Сама огромная и голая фигура Липшица, казалось, не очень ее заинтересовала. Женщина решительно двинулась к двери.

– Хорошо, что не суббота, – сказала она. – Бери и бей под основание.

– Я не могу, – сказал Липшиц.

– Чего это? – женщина впервые глянула на беднягу и все сразу поняла. – Ладно, я на тебя не смотрю. Тоже мне бык тамбовский. Всяких видела. Работай!

Липшиц тяжко вздохнул, поставил отвертку и ударил по ней молотком.

– Да ну тебя, – сказала женщина. – Ни черта вы, мужики, делать не умеете. Дай сюда!

Последовало три точных сильных удара, и дверь распахнулась. Липшиц бросился в комнату, напялил шорты и вышел к своей избавительнице.

Женщина, опустившись на табурет в тесной кухне, курила, жадно затягиваясь.

– Тебя как кличут? – спросила она.

– Вениамин, Веня, – сказал Липшиц.

– А меня Ниной зовут. Давно в стране?

– Три месяца, – сказал Липшиц.

– Один живешь?

– Один, – ответил Липшиц.

– Нельзя человеку жить одному, – пуская клубы дыма, сказала Нина.

– А вы? – осмелел Липшиц.

– Я не одна, у меня сын есть, – сказала женщина. – Три года исполнилось, Сеней зовут.

– А муж? – спросил Вениамин.

– Выгнала. Хлипкий был, вроде тебя, – сказала Нина, и Липшиц с радостью подумал, что эта женщина сразу распознала его суть и не будет делать ставку на рост и солидную массу. Ему даже понравилась прямота Нины, и сама эта женщина понравилась – и лицом, и фигурой.