Аркадий Красильщиков - Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

Такие бывают чудеса с современной техникой связи. Люди разговаривают друг с другом; думают, что между ними большое расстояние, а на самом деле они совсем рядом. Ну, а во всем остальном такой разговор мог случиться и десять, и пятьдесят, и тысячу лет назад.

Кто-то, возможно, мне не поверит, что такие горячие чувства имеют место быть в нашем разочарованном и усталом мире. В доказательство привожу фотографию надписи у автобусной остановки, неподалеку от моего дома. Кто-то начертал на бетоне признание девушке с тем же именем – Марина. Не всю надпись можно разобрать на фотографии. Приведу ее полностью: «Марина! Я могу построить город, разрушить горы, но я не могу затушить огонь, который ты зажгла во мне!» Последние четыре слова влюбленный начертал из пульверизатора на плитках мостовой и разобрать их уже трудно. Большую часть надписи, вы сможете прочесть без труда сами, если попадете к дому 196, по улице Иерушалаим, в Холоне.

Мне хочется думать, что украсил эту стену тот солдат из поезда. И сделал он это в самом начале своей любви, когда еще не стало очевидным отношение к нему этой самой Марины. А он просто был обязан признаться в любви к ней, и сделать это как можно быстрей, потому что предстояла служба в армии и невольная разлука: на неделю, на день, на час, на минуту – не важно это.

А еще я сфотографировал на фоне надписи свою собаку. Она заслужила это, потому что принадлежит к породе, выведенной будто специально для любви к людям. Причем такие собаки любят весь род человеческий, независимо от возраста, пола и цвета кожи. Я не знаю, почему так получилось, но хорошо, что вышло именно так. Есть собаки для охоты, для сторожевой службы, есть псы для собачьих боев, а есть и вот такие – только для любви к людям.

И, если честно, я своей собаке завидую. Завидую удивительному таланту сразу и бесповоротно верить всем и каждому. Верить и любить всех с первого взгляда.

Религия тысячелетия пробует вывести такую же человеческую породу, но пока безуспешно. Собственно, это ее главная задача. Всевышний не озабочен проблемой любви среди тех же собак, а вот любовь человеческая ему крайне необходима по многим причинам. Особую, любвеобильную, породу собак вывели сами люди, а вот с собой они справиться никак не могут при всем старании.

Думаю, это не беда, это нормально, что не можем мы с возрастом говорить друг с другом так, как говорили тот солдат и солдатка в вагоне поезда, следующего из Акко в Тель-Авив. Беда в другом, и мешает нам, как мне кажется, другое: будто в отместку за утраченную силу и чистоту чувства приходит к нам раздражение, нетерпимость к людям, цинизм. Мы начинаем хоронить и отпевать себя раньше смерти, забывая напрочь о том, что когда-то вполне могли «построить город и разрушить горы» на необитаемом острове, наедине со своей любовью.

Пришли к нему переписчики в 1979 году. Большую подробную перепись населения затеяла тогда советская власть. Вот пришли к нему молодые ребята-комсомольцы с планшетами и стали спрашивать: кто и когда?

А он, надо признаться, даже в это ясное утро был под хмельком, веселый, игривый до полного безобразия.

Фамилию, имя выдал, не юродствуя: «Коган Осип Давидович».

Спросили о годе рождения. Он тихо, склонив голову, признался, что родила его мама только год назад, потому что он чувствует себя настоящим младенцем, особенно после хорошего приема горячительных напитков.

Потом опрошенный стал занудно объяснять бедным ребятам, что художнику, как и женщине, всегда столько лет, насколько он себя чувствует.

Переписчики терпеливо выслушали Когана, а потом списали год его рождения с паспорта.

– Национальность? – спросили они.

– Скрипач, – поднявшись и гордо выпятив грудь, ответил Осип Давидович.

– Такой не бывает, – осторожно заметил один из переписчиков: юное создание непонятного пола с румянцем на всю щеку.

– Как раз такая и бывает, – возразил Коган и снова пустился в долгие разъяснения своей установки, но при этом ловко накрыл стол и предложил комсомольцам выпить по рюмочке в честь предстоящего Рождества.

Отсюда читатель может сделать вывод, что от всего своего еврейства герой этого рассказа сохранил одну фамилию. Это, между прочим, тоже не пустяк, если вспомнить, сколько подобная фамилия могла принести неприятностей ее обладателю.

Причем даже у папы Когана был во время войны шанс паспортные данные сменить вполне законным образом. Папу забрасывали к партизанам, в тыл, и в документах полностью истребляли даже намек на еврейство, по вполне понятным причинам.

Давид Коган внешне на еврея был мало похож, а его сынок так тот и вовсе унаследовал из неизвестного источника вполне славянскую внешность. И это несмотря на то что мама Осипа была не просто еврейкой, а дочерью раввина из города Мариуполя.

Осип Давидович с детства проявил особые способности к музыке. Скрипку он неплохо освоил уже в десятилетнем возрасте и еще в музыкальной школе стал получать различные призы, участвуя в областных и общесоюзных смотрах юных талантов.

Когану прочили блестящее будущее после консерватории в Питере, куда он и отправился после школы. Но тут случилось с будущим виртуозом непредвиденное: он загулял, причем так круто, что в пьяном виде вместе с какой-то шпаной угнал машину «Волга» и прокатился в ней до первого фонарного столба.

В итоге юный скрипач получил перелом голени и срок по приговору суда: два года.

Выводов из случившегося Коган не сделал. Тюрьма его не испугала и не исправила. Правда, законы Коган старался впредь не нарушать, но придумывал тысячи приемов ухода от прозы жизни, то и дело придаваясь веселым изобретательным загулам.

Он не разбил сердце бедной маме и серьезному папе. Родители просто махнули рукой на сына-гуляку. Была у Когана тихая сестренка Роза. Вот этим ангелочком они и утешились.

Девицы любили Когана безмерно. С Осипом не было скучно. Он любил праздники в этой жизни больше самой жизни, да еще и умел зарабатывать деньги, был щедр и никогда не считал копейки.

И Коган любил женский пол, но жениться его никто так и не пригласил. Все дамы будто понимали сразу, что для развлечения и секса этот парень подходит, а вот для прозы будней и деторождения нужно искать другого партнера.

Так пробыл Коган холостяком до тридцати пяти лет, но тут одна женщина по имени Марта, забеременев от Когана, решила прибрать его к рукам.

Да и Осипу Давидовичу вдруг пришло в голову обмануть самого себя. Он решил, что созрел для тихой, семейной жизни, и покорился воле беременной от него, но нелюбимой женщины.

Так Коган стал отцом семейства, но пробыл в этом качестве всего лишь полтора года. Надо сказать, что жить молодожены стали в семье Марты. Семейка эта оказалась настолько пошлой и глупой, что вскоре скрипач затосковал смертельно и стал вести себя так, как и до женитьбы себя вел.