Аркадий Красильщиков - Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

– И повторю в тысячный раз! – крикнул Иосиф. – В стотысячный раз! Я обессмертил их подвиг!!!

– Они погибли, а ты остался жить, – сказал сын. – Ты вкусно ел и крепко спал, а они в это время гнили в земле. Ты предал их еще тогда, когда был командиром. Ты сам пишешь, что там, в пещере, твой жребий на смерть выпал последним. Ты сам подстроил это. Твои друзья, твои солдаты погибли, а ты сдался врагу.

– Что ты знаешь о моих «друзьях»? – шагнул к Эльазару Иосиф. – Что ты можешь знать о них. Они грызли друг друга, они предавали друг друга. Отец убивал сына, а сын отца. Они клеветали, они обливали друг друга грязью. Они открывали врагу ворота крепостей!

– Ты был среди них, – сказал Эльазар еле слышно.

– Нет! – дико закричал Иосиф. – Я был с другими. Я вел их к победе. Я дрался за свободу и веру нашу… – Он вдруг сел прямо на пол, выронив из рук все свитки. – Я просто устал быть слепым. Я не мог не видеть очевидного. Только безумец способен биться лбом о каменную стену.

– Наш народ безумен? – тихо спросил сын.

– Да… Это правда, – сказал Иосиф. – Безумен… Все покорились. Все народы вокруг нас. Никто не мог и не хотел нам помочь. Только мы сражались до последнего человека, до последней капли крови… Только мы шли во имя свободы на самоубийство. «Смерть или Родина!» – кричали мы. «С нами Бог!» – кричали мы. А Бог давно перестал нас видеть и слышать. Он устал от своего народа. Он устал от его упрямства и пролитой крови.

– Боги, когда их много, устают, спят, едят, пьют и ссорятся? – негромко возразил Эльазар. – Бог не может устать.

– Ты так думаешь, потому что молод и полон энергии, – вздохнул Иосиф, он лихорадочно перебрал свитки, развернул один из них. – Ты читал это. Ты должен был прочесть: «В сравнении со злополучием евреев меркнут несчастья всех когда либо живших народов, и виновником этого явился не кто другой, как они сами». Ты читал это?

– Да, читал, – ответил сын. – Палач потеряет силу, если не поверит в виновность жертвы.

– Я не палач! – крикнул Иосиф.

– Да, – поспешно кивнул Эльазар. – Ты – жертва.

– И Тит Великий не был палачом, – сказал Иосиф. – Он стоял у стен Иерусалима и ждал, когда город сдастся на милость победителя. Он был готов проявить эту милость и пощадить наш народ. Он жалел его, как жалел евреев я. И я был голосом Тита. Я призывал их сдаться, пощадить свою столицу и Храм. Тит не понимал и не мог понять, почему евреи подпали под власть мятежников. Он был вынужден уничтожить наш Храм. Ты пойми – его вынудили сделать это. Не стало Храма – не стало города – не стало народа. Все это сотворили несчастные секарии. Великий Цезарь сказал как-то, что единственным военачальником евреев является безрассудство… Дай мне руку, – Иосиф первый раз в жизни не смог подняться без посторонней помощи.

Эльазар помог отцу.

– У римлян много богов, – усмехнулся Иосиф. – На место ослабевшего идола всегда может стать другой. Их вера хитра и изворотлива. Наш уставший Бог способен отвернуться от своего народа, а другого не найдешь, можно и не стараться.

– Ты помнишь, как выглядел Храм? – спросил Эльазар.

– Он стоит перед моими глазами во всем великолепии, – с улыбкой ответил Иосиф. – Его воздвигли на высоком холме. Сначала там уместилось только святилище и алтарь. Век за веком народ расширял насыпь холма. Площадь все увеличивалась, и Храм отстраивался. Царь Соломон укрепил стеной восточную часть холма и построил первую колоннаду. Века строительство Храма не прекращалось ни на минуту. Я видел Храм в завершенном величии и знал о несметных сокровищах, заполнивших его пределы. Мало того, я видел эти сокровища в руках у римлян. Это было ужасно. Они увезли с собой все, что накапливал наш народ веками… Они постарались увезти с собой нашего Бога и утопить его в волнах моря. Они уничтожили город, потому что в этом городе жил наш Бог.

– Ты сам говорил: Он невидим и всесилен, – сказал сын. – Зачем Ему какой-то город. Одним городом больше, одним меньше – какая разница?

– Нет, – покачал головой отец. – Верно, Всевышний везде и во всем. Но мы, евреи, приходили к Нему по-настоящему только в Иерусалиме.

– Что вспоминать? – усмехнулся Эльазар. – Теперь там одни развалины. По Храмовой горе бегают лисицы, а по улицам города Бога бродят медведи и леопарды.

– Перестань! – закричал Иосиф. – Молчи! Никогда не говори так! Наш город жив. Он просто не может умереть. Подойди сюда. Я открою тебе одну тайну.

Сын приблизился к Иосифу. Отец зашептал ему на ухо, хотя не было в этом нужды – никто не мог их подслушать:

– Наш Храм был построен на могучем камне, уходящем к центру земли. – Свистящий шепот Иосифа заполнил комнату. – Пока существует этот камень, есть надежда, что Храм снова отстроят и город наш поднимется. А камень будет существовать вечно. Вот почему зря старались вавилоняне, зря уничтожил наш город великий Тит. Только не говори это никому. Слышишь?

– Хорошо, – снисходительно улыбнулся сын, подумав, что в мире слишком много камней и мало храмов. Храмы исчезают, а камни остаются – вот и весь секрет.

Иосиф будто не расслышал сына. Он ходил по комнате из угла в угол и бормотал что-то невнятное себе под нос.

Эльазару стало жаль отца. Так жалко, что он сказал:

– Прости. Ты сам учил меня говорить то, что думаешь. Я, наверно, поторопился думать. Ты не предал их, ты их обессмертил.

Иосиф не ответил. Он остановился и вновь собрал свитки. Эльазар помог отцу. Они вновь слишком долго занимались этим простым делом: собиранием свитков. Солнце тем временем скрылось за очередным облаком. В комнате стало темно.

– Я предал их, – вдруг сказал Иосиф. – Ты был прав. Я предал их. Я не смог стать героем. Я стал предателем. И вся моя жизнь, вся работа стали оправданием предательства, если оно возможно, оправдание это. Как ты думаешь, оно возможно?

– Не знаю, – сказал сын. – Откуда мне знать. Я никого не предавал. Я не видел, как горел Храм в Иерусалиме. Не видел, как рушились его стены и были разграблены сокровища… Я не видел тех самоубийц из крепости.

– Там не оказалось малодушных, – охотно, даже с какой-то радостью подхватил старик. – Мужья убивали жен и детей… Своих детей… Потом они уничтожили все свое имущество. Они устроили костер до самого неба. У этого костра мужчины бросили жребий, выбрав по жребию девятерых в убийцы… Они честно бросили жребий. Совсем не так, как это сделал я в той пещере… Последним упал на свой меч их несчастный предводитель.

– Его звали Эльазар! – крикнул сын. – Ты ненавидел его! Ты его проклял! Ты считал его палачом своего рода. И ты назвал меня, своего сына, именем этого человека!

– Я любил его, – тихо сказал отец. – Я всегда любил Эльазара. Я любил его больше, чем себя, жалкого труса и предателя. Я завидовал ему всю свою жизнь. Завидовал его мужеству и воле. Он понимал под жизнью право на свободный выбор, на поступок во имя высшей цели. Во мне всегда был этот человек. Был. Ты знаешь, как я сражался с римлянами! Как бил этих спесивых негодяев. Во мне был Эльазар… Был… Но был и другой. Тот, кто считал, что самое главное – сохранить жизнь. Я всегда говорил себе: «Наш Бог не исчезнет вместе с Храмом. Его не станет лишь вместе с последним евреем. Нужно беречь свою жизнь так, будто ты этот последний»… Какая глупость… Нет разницы, когда умереть: в тридцать лет или шестьдесят. Звезды и не заметят разницы… Я утешал себя тогда высокими словами, но на самом деле слишком любил власть, деньги, простые удовольствия жизни. Мне нет прощения.