Аркадий Красильщиков - Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

– Ты плачешь, – сказал он. – Хорошо, пусть будет так, как хочет твой рыжий.

– Он уже не рыжий, – сказала внучка. – Он совсем облысел.

– Тем более, – вздохнул старик. – Скажи ему, что вам двоим я поручаю закончить работу в туннеле. Ты и твой рыжий будете стоять позади каменотесов и направлять их удары. Как только вода потечет в город, можете стать мужем и женой. Если вы найдете дорогу друг к другу под землей, значит, и на земле вам быть вместе.

– Спасибо, царь, – сказала внучка.

– Я тебе не царь, – закричал старик. – Я твой дед.

– Спасибо, дедушка, – сказала постаревшая девица, влюбленная в того, кто когда-то был рыжим, а теперь полысел.

Потребовалось не больше месяца, чтобы выправить русло туннеля, найти путь друг к другу. Рабочие по-прежнему меняли друг друга, но все эти дни бессменно, за спиной каждого из проходчиков туннеля, стояли внучка старика и ее возлюбленный.

Потом люди говорили, что эти двое слышали не удары рубила по камню, а стук своих сердец. И на этот шум и шли навстречу друг другу. Но все это красивая сказка. На самом деле совершенно неизвестно, как людям из рода старика удалось пробить в камне подземный туннель, по которому хлынула за стены города чистая и холодная вода.

В тот день, когда это случилось, умер царь. Старик давно решил, что умрет именно в этот день, чтобы не нарушать обычай, заповеданный ему предками, и не быть на свадьбе молодых, успевших состариться в ожидании счастливого момента.

Мертвому старику смочили сухие губы водой из пробитого в камне туннеля. Он просил об этом в своем завещании.

Люди Места, Где Дышится Легко, вновь по жребию выбрали нового царя, и им оказался суженый внучки старика.

Всем в городе было безразлично, что прежде он был рыжим, а старый обычай запрещал брак людей этой масти с черноволосыми. Обряд свадебный совершили над седой девушкой и лысым парнем. И все-таки эти двое еще удивили горожан, родив множество нормальных детей и дождавшись внуков и правнуков.

То Место, Где Дышится Легко, существует по сей день. Враги на протяжении тысячелетий не раз разрушали великий город, но он упрямо восставал из пепла.

Все неотвратимо менялось, кроме воздуха гор и туннеля, проложенного любовью рыжего и черноволосой девушки.

Недавно прошел те пятьсот шагов под землей по колено в холодной и чистой воде вечного источника. В свете фонаря видел зарубки на стенах туннеля. Первые двести пятьдесят шагов шли они справа налево, потом слева направо. Видел тупиковые ниши, заделанные много тысяч лет назад, заметил лишние извивы пути. И только с того места, где за спинами рабочих появились те двое, подземная дорога становилась прямой, как стрела.

Видел все это, потому и имею полное право рассказать вам историю туннеля, старика царя и влюбленных, ставших мужем и женой в том Месте, Где Дышится Легко.

За рулем сидел грузный, угрюмый, тяжелый тип с одутловатым лицом. Не люблю таких, но пришлось сесть рядом с ним. Другой возможности покинуть отдаленный пункт на севере Израиля у меня не было.

«Ничего, – утешил я сам себя. – Два часа – не вся жизнь, потерпим».

Но два часа, как это часто бывает в дороге, превратились в четыре. Да и жалеть не пришлось о той слишком затянувшейся поездке.

Обычно, если человек нам сразу чем-то не нравится, мы и ждем от него разных неприятных сюрпризов. Он как бы должен всем своим поведением подтвердить наши подозрения разными пакостями.

Вот и этот угрюмый тип сразу и без спроса на полную громкость включил в своем фургоне магнитофон. Динамики зарычали под гитару с каким-то пьяным, больным надрывом.

Шофер фургона был сильно контужен той страшной войной, и песни об одном и том же шли без перерыва и паузы… Я молча нервничал, злился, но постепенно и по старой рабской привычке приспосабливаться к любым обстоятельствам стал прислушиваться к песням, стараясь понять тот смысл, который несли в себе эти окопные шлягеры.

Мне показалось, что я понял, почему СССР начисто проиграл войну в Афгане. Не было в песнях этих проклятий в адрес врага. Да что там проклятий – не было ни одного дурного слова о противнике. Мало того, было совершенно непонятно, на какой войне сложили свои головы «пацаны и братушки». Всего лишь единственный раз услышал: «Несчастный, бедный мой Афган» – и все. На этом «проклятия» в адрес «духов» себя исчерпали.

Понял тогда, что над таким противником невидимкой одержать победу невозможно. Русский солдат не знал, за что и с кем он воюет. Об этом и решился сказать грузному типу в паузе, когда он собрался заменить кассету в магнитофоне.

– Нет, – сказал он. – Мы не проиграли ту войну. Мы просто ушли от нее. И правильно сделали… Я-то свою войну чуть не продул. Ранило сильно. Месяца три в госпитале провалялся, в Херсоне…

Не стал я тогда с ним спорить, напоминать о том, что получила Россия после «ухода» из Афганистана. Не стал, поняв, что спор в этих обстоятельствах не будет иметь смысла, да и рядом со мной сидит человек незаурядный, настоящий солдат, «сделанный» и сформированный войной, а потому достаточно интересный. Почувствовал невольное уважение к этому человеку и желание разговор с ним продолжить. Таких людей нужно слушать, а не спорить с ними.

Настроился, если честно, на рассказ или рассказы о войне, но об этом шофер, его звали Петром, а в Израиль он прибыл «по бабушке», говорить не хотел. Мои попытки развить тему Афгана наткнулись на упрямое и демонстративное молчание.

В часе езды от Тель-Авива мы попали в чудовищную пробку. Как потом выяснилось, впереди случилась серьезная авария. Вот мы и двигались вперед долго и со скоростью пешехода. Разговор должен был завязаться сам собой. Так и получилось.

Афганистан оставил в покое, но были в те дни и другие «затравки» для разговора между двумя человекообразными существами в брюках и с бородой: война в Ираке, кризис, забастовки, безработица…

Оказалось, что Петр вот уже четыре месяца имеет сносную работу: развозит по стране бригады ремонтников-электромонтеров. Спросил, где он раньше трудился. Ответил, что мотался «как дерьмо в проруби», долго сидел на пособии, а однажды даже загремел по-черному.

– Это как? – спросил я.

Он усмехнулся, ничего не ответил. Я же понял, что настаивать на разъяснениях не имею права… Пауза затянулась, но мы все еще двигались вперед неспешным «шагом», и мне даже показалось, что Петр испытывает что-то вроде угрызений совести, будто по его вине я не смогу вовремя попасть домой.