Аркадий Красильщиков - Рассказы о русском Израиле: Эссе и очерки разных лет

– Нужно было ехать через Афулу, – сказал он. – Но кто знал?

– Ерунда, – отмахнулся я. – Дело обычное. Да и я никуда не спешу.

Петр на мои слова будто впервые решил приглядеться к человеку рядом с собой, потом он вновь усмехнулся и процедил сквозь зубы:

– За любую дрянь хватаешься, когда тебя в угол загонят…

Вновь промолчал и даже с откровенным любопытством стал разглядывать полицейские машины, автомобили «скорой помощи» и несчастные останки некогда роскошных джипов на обочине…

– Не умеют ездить, – сказал Петр, переключив передачу. – По-наглому ездят, а это верная смерть рано или поздно.

Мы мчались по шоссе с приличной скоростью.

– Встретил тут одного знакомого, – даже с каким-то облегчением начал свой рассказ шофер. – Он меня и втравил. Сам-то уже давно возил шлюх из России. Прием, значит, такой был. Не знаю, как сейчас с этим делом, а тогда он придумал один хитрый трюк: находил мужиков холостых в Израиле, давал им по две тысячи баксов, за своей счет в Россию отвозил, кормил от пуза, поил, там женил их на профессионалках… Остальное, сам понимаешь, дело техники. Ну, с постоянным местом жительства никто торопиться не думал. Дамы приезжали по «гостевой», и сразу на приготовленное место службы в бордель. Деньги на «женихов» они быстро отрабатывали, месяца за три, остальное шло в прибыль.

Сам понимаешь, что сами женихи «товаром» были тоже недоброкачественным. Как правило, алкаши, наркоманы, бродяги… Эти на все были готовы. А нам от них требовалось только одно: чистый паспорт.

Но пускать их в Россию одних никто и не думал. Тут глаз нужен был за такими и глаз. Контора наша «брачная» работала официально, по лицензии. Скандалов никто не хотел. Вот и организовали с каждой группой сопровождение. Меня на работу взяли сразу, после первого разговора. Я же непьющий, семья нормальная, двое детей и квартира собственная. Ну и подрядился… Первый раз все прошло без сучка и задоринки. Отвез я группу из пятерых «женихов». Назад привез пять «невест». «Товар» столичный и образцовый…

Но, знаешь, везде интриги: меня и бросили на один южный город. Мне, кстати, хорошо знакомый. Я в том городе после Афгана работал в порту на таможне… Не хотел, если честно, туда лететь, но выбирать не приходилось. Взял на этот раз четверых «женихов». Паршивый народ оказался, скандальный. Предупредили их, что во время поездки сухой закон, так они в первую же ночь сорвались… Ну, пришлось повозиться… Ничего, довез «женишков». «Невест» наш агент уже подготовил. Я уж не знаю, как там насчет профессии, но внешний вид имели они… Ну прямо королевы красоты. Одна мне особенно понравилась: веселая такая девчонка: Люба-Любовь.

Ну, поженили мы их быстро, в один день, но канал визовый был у нас только в Москве. Я же почему-то решил везти свою компанию в столицу поездом. Думаю, с дальним умыслом решил. Себе, само собой, взял купе люкс на одного. Всех остальных разместил в соседнем вагоне.

Любе еще при посадке объяснил, что ждать ее буду к себе ночью обязательно.

– Приду, – говорит. – Не пожалеешь, – и смеется, глазищами сверкает. Губы пухлые, ямочка на одной щеке, лет на двадцать меня моложе… Ну не девочка, а подарок…

Тут мы опять застряли в пробке. Вновь, досадуя на новую задержку, Петр замолчал, чертыхаясь и проклиная все на свете. Стал он звонить домой. Пожаловался на пробку, но обещал все-таки быть к приходу каких-то гостей. Отговорив, шофер раздраженно сунул аппарат на место, но, похоже, рассказ свой не собирался продолжить, а я по опыту знал, что торопиться в таких случаях нельзя. Вот и взял инициативу на себя, стал рассказывать о какой-то ерунде из своей же непутевой жизни. Вижу, шофер меня и не слышит, о своем думает. Ну я и замолк. Так, молча, и ползли мы в пробке минут двадцать. Наконец снова вырвались на волю, миновав очередных задевших друг друга лихачей, и Петр продолжил свой рассказ:

– Жду, значит. На столик коньяк выставил, закусон приличный. Только вот сердце вдруг стучать стало, будто я сопляк какой и бегу на первое свидание. А Люба все не идет. Выпил я тогда сам с полстакана, сжевал что-то. Думал уже спать лечь. Стучит. Отодвинул дверь, увидел ее, и тут, веришь, понял, что ждал эту девчонку легкого поведения совсем не за тем, о чем думал.

Что-то в ней такое было… запретное, что ли. Будто и она пришла ко мне не за сексом вовсе, а совсем за другим.

– Ой, – говорит. – Как вкусно… Можно?

– Ешь, – говорю. – Затем и поставлено.

Вот сижу я напротив этой Любы, а она уплетает все подряд. Знаешь, сначала пирожные проглотила, а потом бутерброд с икрой сжевала… Ну совсем как ребенок. А я сижу дурень дурнем и совсем забыл, зачем эту Любу позвал. Сидит передо мной ребенок, лопает с аппетитом, а я, старый хрен, этим любуюсь.

Наелась она, спасибо сказала, губёнки свои пухлые вытерла, смотрит на меня. Ну а я что? Разговоры начал разговаривать. Сам знаю, что это верная «могила» для такого дела. Знаю, к чему эти разговоры приводят, а все спрашиваю, не могу остановиться. Ну а Люба отвечает. Охотно и подробно отвечает.

Занялась, мол, этим всего два месяца назад. Не очень ей нравится, но ничего не поделаешь… Ей один парень год назад полюбился. А он подонком оказался, «друзьям Любу отдал». После того насилия ей уже было все равно. От матери она ушла. Всегда с ней не ладила. В общем, обычная для нынешней России история.

– А отец где? – спросил я.

– Кто его знает, – вздохнула Люба. – Я его ни разу и не видела. Мама как-то говорила, что был у нее один солдатик лихой, приблудный, да случайный, в госпитале она его выходила, в Херсоне, – вот от него и понесла. Врачи тогда сказали, что аборт ей делать нельзя, а то детей совсем не будет. Вот мамочка, дуреха, и решила рожать себе на горе-несчастье. А тот солдатик, как оклемался, так и… – И она махнула рукой в сторону ночи за окном.

Вот на этом месте ее рассказа и стал я догадываться, почему не заладилась у меня любовь с этой девицей. Веришь, спина стала холодной, как лед, а по этому катку горячие мурашки поползли. Даже не знаю, как из себя выдавил тот вопрос:

– А мать-то твою… как зовут?

– Тебе-то зачем? – вдруг насторожилась Люба. – Тебе-то какая разница?

– Анной, – говорю. – Аней?

Тут эта Люба вдруг как закричит, как бросится на меня с кулаками. Колотит меня прямо по лицу и визжит на сто децибел: «Нет! Нет! Не хочу!! Нет!!!!»… А я только локтями и закрываюсь от ударов.

В дверь стучать стали. Резко так, громко. Слышу голос проводника: «Что там у вас? Прекратите, ночь!» Тут Люба и очнулась, перестала меня бить, села тихо на прежнее место.

– Все в порядке, – говорю я проводнику, достал пяток долларов, отодвинул дверь, сунул ему их в щель, сел на место, оставив дверь открытой….