Йожеф Лендел - Незабудки (Рассказы)

Вот так и текла год за годом — с минимальными отклонениями — жизнь в доме профессора Андриана.

Около трех часов ночи, а точнее, без семи минут три у двери раздался звонок. Была холодная февральская ночь — темная, без малейших признаков рассвета. Дверь открыла сестра профессора — тощая, взъерошенная, дрожащая от холода и испуга старая дева. В квартиру вошли двое: один в военной форме и при оружии, другой в штатском; еще один вооруженный человек занял позицию у входа. Судя по всему, их было трое.

Тот, что в штатском, без слов и объяснений пересек прихожую, вошел в профессорский кабинет и вручил старику какую-то бумагу: разбуженный звонком в дверь и топотом ног, тот уже сидел на краю постели. Пока седовласый старец в ночном облачении знакомился с ее содержанием, согласно которому квартиру надлежало подвергнуть обыску, а его самого — аресту, пришельцы — военный, а в особенности штатский — уже начали орудовать: раскрывали папки с бережно подобранными научными материалами и швыряли их на пол. Заглядывали в выдвинутые ящики письменного стола, кое-где посбрасывали книги с полок и, сунув в образовавшийся промежуток руку, проверяли, нет ли там тайника. Обыск проводился весьма поверхностно, безо всякого интереса и желания, лишь бы соблюсти видимость друг перед другом.

— Оружие есть? — спросил военный.

Андриан не ответил.

— Ну ладно, — со скучающим видом сказал военный и взглянул на коллегу. Тот кивнул.

Но тут сестра профессора, седовласая старая дева, вдруг заголосила. Этот плач в голос, напоминающий стародавние обряды, хотя пришельцы, должно быть, успели к нему привыкнуть и он не застал их врасплох, действовал им на нервы.

— Сейчас же прекратите этот гвалт! — сухо, однако же не без угрозы в голосе произнес штатский. Когда и окрик не помог, он скрипучим, механическим голосом добавил: — Это всего лишь проверка, пустая формальность. Два-три дня, и все выяснится…

— Где мои ботинки? — нервно спросил профессор.

Обезумевшая от горя сестра, не переставая голосить, как по покойнику, подала башмаки. Отыскала в шкафу самую теплую рубашку, новое кашне и принесла к постели. На том сборы старого профессора были закончены.

— Тут какая-то ошибка, недоразумение, — попытался он утешить сестру и сам веря в то, что говорил.

— Да, конечно, — с готовностью поддакнул тип в штатском. А военный опустил голову, уставясь в пол.

Однако плачущая женщина словно бы и не слышала, что ей говорят. Или же она улавливала не смысл слов, а лишь интонации и жесты пришельцев. Или же ей вспомнились чудовищные рассказы соседок… Как знать? Но одно она понимала: это не ошибка. Брата забирают, уводят навсегда… «Что ни ночь, подкатывают машины, — шепотом рассказывали женщины в подъезде, — и кого увезут, тот пропадает без следа…»

— Заверни мне с собой несколько бутербродов, — попросил старик.

Но старая дева, которая всю свою жизнь обстирывала брата, стряпала ему обеды, заготавливала клюквенный сок и до блеска начищала профессорские ботинки и только что проявила такую сметливость при выборе теплой рубашки и шарфа, сейчас впервые в жизни не отозвалась на просьбу приготовить брату бутерброды. Прижавшись лбом к стене, она выла как по покойнику.

— Ну, ладно… нет, и не надо, — Андриан махнул рукой. Он подошел к сестре, привлек ее к себе и поцеловал в лоб. Старая женщина, приникнув к руке брата, с каким-то ритуальным почтением запечатлела на ней поцелуй.

— Тогда, пожалуй, можно идти, — поторопил старик сопровождающих, боясь расчувствоваться.

— Можете присесть на минутку, — сказал военный и вышел в прихожую.

Старинная традиция предписывала перед дальней дорогой минуту-две посидеть молча и не двигаясь. Андриан сдерживался изо всех сил, и когда они сели, сестра тоже смолкла. Затем они еще раз простились, троекратно поцеловали друг друга — справа, слева и в лоб.

В сопровождении конвоя старик покинул дом, служивший ему прибежищем столько лет. У подъезда ждал комфортабельный легковой автомобиль, помчавший профессора и молчаливых охранников по вымершим заснеженным улицам.

Машина остановилась на какой-то незнакомой улице, у больших ворот. Ворота распахнулись как бы сами собой, автомобиль въехал внутрь. Впереди были еще одни закрытые ворота, а те, что остались позади, захлопнулись наглухо. Затем отворились вторые ворота, пропустив машину во двор, и тоже плотно закрылись за ними.

— А ну, вылезай! — крикнул кто-то, распахнув дверцу машины.

Сопровождающие сдали его другим охранникам. Старик обернулся к ним, как к старым знакомым, но его тотчас же повели дальше, и вскоре он очутился в каком-то большом зале.

Здесь было много людей, напряженно застыв, они стояли посреди зала, точно кегли. К другой двери выстроилась очередь в два ряда, как в войну перед булочной.

Старый профессор слышал, как кто-то обратился к нему с вопросом:

— Что здесь такое?

— Зал ожидания, — ответил вместо него кто-то поблизости.

Все время приводили новых людей — поодиночке и группами. Затем вдруг распахнулась дверь, перед которой стояла очередь, впустив сто человек в соседнее помещение.

— А там что такое? — полюбопытствовал опять все тот же голос.

— Черт его знает. Подойдет наш черед — увидим, — равнодушно ответил другой, но у отвечавшего, похоже, зуб на зуб не попадал.

— Давайте мы тоже станем в очередь!

К тому времени вместо скрывшейся за дверями сотни выстроилась другая очередь, уступив место вновь прибывшим; человеческая масса, заполонившая «зал ожидания», стала гуще, плотнее. Толчеей Андриана отнесло ближе к двери, отворявшейся каждый час. Никто не знал, что его ждет за той дверью, и все же, когда она открывалась, люди теснили, отталкивали друг друга, стремясь поскорее пробиться туда. Должно быть, такая же картина и у врат ада: будь что будет, а только лучше жариться на раскаленной сковороде, чем пребывать в ожидании пытки…

Входящего слепил резкий свет электрических лампочек. Цементный пол. Выкрашенные масляной краской стены сверкали. Десятка полтора немолодых людей в белых халатах уже поджидали очередную партию. Из-под белых халатов торчали сапоги. Взмахом руки сотне людей был дан знак выстроиться в ряд.

— Разде-вайсь!

Люди начали расстегивать одежду.

— Поживей, поживей! Раздеться догола!

Сто человек разделись донага. Перед каждым кучкой сложена одежда. Часть «санитаров» занялась проверкой вещей, остальные — осмотром людей.

— Руки поднять!

— Открыть рот!

— Наклониться вперед!

Тем временем другая бригада в белых халатах прощупывала одежду. Металлические пуговицы срезали и вместе с прочими металлическими предметами швыряли в кучу. Деньги и ценные вещи складывались отдельно. Сюда же бросали шнурки от ботинок и брючные ремни.