Александр Штейнберг - Загадка доктора Барнса. Альберт Барнс

Спустя полгода Барнс опять был в Париже. На этот раз он не предупредил Липшица о своем приезде, как это бывало раньше. Липшиц узнал о том, что «американец» в городе, от общих знакомых.

Однако перед самым отъездом домой Барнс появился у Липшица. Он буквально ворвался в его мастерскую без предупреждения и закричал с порога: «Я никогда не прощу тебе то, что ты сделал! Ты заставил меня поступиться моими принципами – я не соединяю искусство с филантропией! Я не желаю тебя больше знать!» – и выбежал вон.

Коллекция разрасталась. «Она перерастает меня, я иногда не знаю, что с ней делать», – говорил полушутя-полусерьезно Альберт Барнс. Ценных экспонатов становилось все больше, он собирал антиквариат, раннее африканское искусство, бронзовые изделия, работы американских художников, холсты старых мастеров.

«После моей смерти сожгите все картины, – как-то сказал доктор Барнс одному из немногих приближенных. – В индуистской религии вдов кремируют после смерти их повелителей. Так вот я бы хотел, чтобы и мои картины сожгли после моей кончины».

В 1929 году Барнс, будучи уже очень богатым человеком, продал свою компанию по производству аргирола и целиком посвятил себя коллекционированию.

О коллекции, ставшей знаменитой, циркулировали разнообразные слухи. Попасть туда было невероятно сложно, нужно было заполнять специальную анкету, которую чаще всего возвращали, отказывая в посещении. Чем более знаменитым был проситель, тем меньше у него было шансов попасть в галерею. Часто отказы сопровождались язвительными, а то и просто издевательскими ремарками. Количество посещений было строго ограничено, злые языки утверждали, что сам доктор Барнс иногда прятался за шторами, желая подслушать, о чем говорят визитеры. Если он слышал негативные отзывы, то вносил имя «преступника» в огромный список врагов. Ходили слухи о том, что впоследствии Барнс ввел техническую новинку: разместил в залах невидимые микрофоны, которые записывали реплики и впечатления посетителей.

Лишь один человек отважился высказать Барнсу все, о чем думали многие. Это был художник Абрам Волковиц. Знаток живописи, он несколько раз пытался попасть в Мерион, заполнял анкеты, но всякий раз безуспешно, ему отказывали в посещении.

Как-то он пришел на выставку своего друга художника Глекенса. Судьбе было угодно так распорядиться, что в это же время там находился доктор Барнс. Глекенс представил их друг другу, и Абрам, который не доходил даже до плеча Барнса, тут же перешел в наступление. Запрокинув голову вверх, чтобы лучше видеть лицо Барнса, он обвинял его в том, что тот держит сокровища живописи для себя, что он попросту издевается над настоящими любителями и ценителями живописи, не допуская их к картинам.

Ошеломленный и испуганный, Глекенс изо всех сил старался утихомирить своего отважного друга, но того было не остановить. Волковиц сказал Барнсу, что он должен открыть галерею для широкой публики, допустить туда художников, разрешить другим музеям и галереям экспонировать картины из его галереи…

Волковиц говорил долго, горячо, пылая благородным негодованием. Люди останавливались и слушали пламенные высказывания художника. Постепенно вокруг Барнса и Волковица образовался круг молчаливых слушателей. Ну, а что Барнс? Он, который мог одним движением руки, язвительным замечанием заставить замолчать смельчака, молча выслушал обвинительную речь художника, резко повернулся и пошел прочь в сопровождении своей свиты.

На следующий день Волковиц получил приглашение посетить галерею. Его принял сам доктор Барнс, показал коллекцию и впоследствии Абрам Волковиц несколько раз посещал Barnes Foundation, где ему оказывали самый теплый прием.

Фонд доктора Альберта Барнса из частной картинной галереи с течением времени вырос в мощную организацию, где проводились занятия, работали преподаватели, занимались студенты. Кроме того, постоянных забот требовал огромный парк с экзотическими растениями, не говоря уже о самом доме, картинной галерее, обширной бухгалтерии и переписке.

Однако этот сложный механизм с переплетениями человеческих взаимоотношений работал безукоризненно. Во всем чувствовалась железная рука, направляющая жизнь Фонда в нужное русло. Безусловно, сам доктор даже с преданными помощниками не был бы в состоянии так умело вести дела. Кто-то был за его спиной, некий «серый кардинал» вел этот могучий корабль по определенному курсу. Кто же был этим невидимым капитаном? Попытаемся разобраться в еще одной загадке доктора Альберта Барнса.

Даже имя этой загадочной необыкновенной женщины звучало романтично: Виолетт де Мезиа. Увы, узнать какие-либо подробности ее биографии удалось лишь в некрологе, который был напечатан после ее кончины в крупнейшей филадельфийской газете The Philadelphia Inquirer.

Из него явствует, что мисс де Мезиа родилась в 1899 году в Париже, в семье Жан-Жюли де Мезиа и Фанни Френкет. По всей видимости, отец родился в России, в семье итальянских эмигрантов, мать была француженкой. До прибытия в Америку Виолетт жила с родителями в Брюсселе, где она окончила школу, затем семья переехала в Лондон, и там девушка, увлеченная искусством, занималась живописью в London Polytechnic School, делая немалые успехи.

В 1920 году она приехала в Америку, жила у богатых родственников. Виолетт узнала о Фонде доктора Барнса, и с тех пор ее заветной мечтой было познакомиться с ним, попасть в знаменитую галерею.

Эту мечту ей удалось осуществить лишь несколько лет спустя, в 1925 году.

Виолетт прибыла в Мерион, заполнила, как и все, анкету, в которой указала, что живет одна, без родителей, не имеет собственных средств к существованию. Мы с вами уже знаем, что это была наилучшая рекомендация. Виолетт была зачислена в состав студентов Фонда. Она проявила себя с наилучшей стороны, достигла настолько значительных успехов, что Барнс предложил ей должность преподавателя.

Это было началом ее блистательной карьеры. Интуитивно почувствовав, что она может добиться большего, Виолетт упорно шла к своей цели. Она всегда была рядом с Барнсом, поддерживая его, разделяя его интересы, помогая во всем – от бытовых вопросов до творческих.

Они вместе работали над написанием четырех книг, множеством эссе. Известно, что сердце любимого босса можно завоевать лишь став ему необходимой, и Барнс оценил преданность изящной француженки. В 1950 году она заняла почетную должность, оказавшуюся пожизненной – Director of Education – и вошла в состав Попечительского совета Фонда.

Барнс больше не путешествовал в одиночестве – рядом была Виолетт. Деловая, энергичная, обаятельная, она устраивала все переговоры с артдилерами, представителями европейских и американских музеев, с художниками. Ей удавалось достичь желаемого для Барнса результата намного скорее, чем он бы сделал это самостоятельно. Он был грубоват, если не сказать больше. Она умела ладить с людьми. Мягкой улыбкой, вовремя сказанным комплиментом, нужной интонацией мисс де Мезиа достигала успеха намного быстрее Барнса.