Валентина Астапенко - Далеко ли до счастья

– Но жизнь Лизы в опасности… – её голос задрожал, и она опять чуть не расплакалась.

– А подожди-ка… подожди… – он потеребил затылок обеими руками, словно выцарапывая из пышной чёрной шевелюры нужную мысль. Его карие глаза вдруг заблестели, лицо оживилось. – У нее ведь тоже должна быть квартира. Ты продала всё наше имущество, а если продать и ее квартиру… с согласия ее отца, разумеется? – предложил он вариант, надеясь на удачный выход из положения.

– Володя, о чём ты говоришь? Об этом не может быть и речи! Ее отец давно уже пропил квартиру и живет где-то на помойке с бомжами.

Вот уже год, как Валерия Викторовна, посмотрев по телевидению репортаж о захваченной в Чечне в заложники российской журналистке Елизавете Смолиной, за которую требуют выкуп, давала бой равнодушию. Телеграммы и телефонные звонки первой учительницы собирали вместе бывших одноклассников. В каждой телеграмме, в каждом возгласе в трубку слышался знакомый девиз пионерского отряда «Непобедимые»: «Равнодушию – бой!»

И наконец-то любимый класс снова в сборе. Все уже знали: их собирают не на очередную годовщину выпуска, а потому, что их Снегурочке нужна помощь.

– Вы уже в курсе того, что Лизу похитили чеченские боевики и требуют выкуп в пятьдесят тысяч долларов. Частный телеканал даже не обсуждает эту возможность, государство на переговоры с боевиками не идет принципиально. Значит, выручить Снегурочку должны мы с вами. Помните девиз нашего отряда: «Равнодушию – бой!»?

Все подавленно молчали. Директор школы начала первой.

– Лиза – золотая медалистка, она заслуживает, чтобы школа ей чем-нибудь помогла. Вы сами знаете: время сейчас трудное, но мы изыскали всё-таки возможность и делаем свой вклад в ее спасение. Вот, Валерия Викторовна, – торжественно произнесла она, – примите конверт с нашим вкладом от школы и всех учителей – 500 рублей. Я надеюсь, что и вы, ребята, окажете посильную помощь. А теперь, – развела она руками, – извините меня, пожалуйста, но я должна идти на совещание.

Эта речь была самым большим плевком в душу, который пришлось пережить Валерии Викторовне. «Неужели нельзя было поднять на ноги общественность города, попросить помощи у комбината, наконец?… – мысленно ругала она руководителя школы, и возмущению её не было предела. – Спокойно, Лера… спокойно! Где твои выдержка и мужество?! Главное сейчас – не падать духом!» – уговаривала себя учительница.

– А что ты думаешь, наш командир и комсорг? – обратилась Валерия Викторовна к Николаю Ивашову, нажимая на слово «ты».

Тот с трудом выскреб из-за парты тучное неповоротливое тело, выпрямился во весь свой невысокий рост и расстегнул верхние пуговицы сорочки. Отдышавшись, он не спеша поправил на дорогом итальянском костюме массивную золотую цепь и только тогда со злорадной ухмылкой бросил в ответ:

– Я думаю, что Лизка сама голову в петлю запихала, пусть сама и выпутывается. Поехала искать своего чеченца, вот и нашла, что искала!

– Не смей так говорить, Ивашов. Ты – гордость школы, командир отряда и дружины, комсорг, ты…

– Хватит мне тыкать, Валерия Викторовна, – огрызнулся он и, направив короткий указательный палец прямо перед собой, начал, точно расстреливая, рассекать им воздух в такт своим словам. – Я уже давно не тот мальчик Коля – я, как-никак, всё же… – он хотел ударить себя в грудь для пущей важности, но от волнения рука соскользнула на обвисший живот, отчего желаемого эффекта этот жест на окружающих не произвёл. – Я – авторитет в городе, Николай Петрович Ивашов. Что было, то быльём поросло и благополучно похоронено. Я ей сколько раз говорил, – его маленькие глазки вдруг забегали по лицам бывших товарищей, словно ища поддержки, – ведь говорил же ей: дружила бы со мной, жила бы сейчас – как сыр в масле купалась. – И, повысив голос чуть не до крика, съязвил: – А она, дур-р-ра, потащилась за своим хахалем, этим чеченом. Того и гляди, снесёт ей башку, как в третьем классе Снегурке!

– Да что бы ты понимал в этом! – сердито выкрикнул кто-то из парней. – Сам от армии отмазался, как последний…

Но Ивашов, брезгливо скривив губы, оборвал его:

– А я горжусь, что не был в армии!

Бывшая классная руководительница смотрела на него с сожалением и думала: «Эх, Коля, Коля, в кого же ты превратился?! А ведь так хорошо начинал свою жизнь… Как мне теперь стыдно за тебя!..»

Еле сдерживаясь от желания влепить ему хорошую пощёчину, она глубоко вздохнула, затем медленно, что называется, «выпустила пар» и только потом обратилась к нему:

– Послушай, Николай, что я тебе скажу. Не смей при мне произносить такие оскорбления. Нет плохих наций, есть плохие людишки. И мы уподобимся им, если оставим Лизу в смертельной опасности.

– Ладно. Короче, у меня времени нет тут с вами лясы точить, у меня бизнес, время – деньги. Честно говоря, и так уже задёргали: то одно нужно школе, то другое. А мне, как понимаете, раскручивать бизнес надо. Все бабки в деле. – Ивашов аккуратно вытащил из дорогого кожаного портмоне тысячную купюру, победно взмахнул ею, как флагом, потом небрежно бросил на стол: – Вот вам штука рублей – и будет с меня. – Он резко развернулся, пружинистой походкой подошёл к выходу, пинком распахнул дверь и, выскочив, громко хлопнул ею.

Все непроизвольно вздрогнули. Наступила тягостная тишина, которую нарушила, наконец, Маша Петрова, со слезами на глазах выкрикнув:

– Кто бы говорил о бизнесе?! Знаем мы этот бизнес… – она с отвращением поморщилась: – Ничтожество! На спирте деньги наживает, спекулянт!.. Спаивают людей… брат у меня вот не просыхает…

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы:

– Верно! Сколько точек имеет?!

– Да весь город об этом гудит!

– А он, гляди-ка, ав-то-ри-тет! Отрастил себе ряху, мафиози несчастный!

– Ладно. Как говорится, к пустому колодцу за водой не ходят. Но сейчас не об этом, – остановила распалившихся ребят Валерия Викторовна. – Главное – помочь Лизе. – На её лице и шее от нервного напряжения закраснели знакомые всем с детства пятна.

Немного удалось собрать денег. Клали сотни и полусотки и уходили. А ведь еще два года назад этот самый класс собирался на пятилетие со дня выпуска. И все были так дружны и рады увидеться! А Лиза показывала свой красный диплом, и её засыпали вопросами о Москве, о том, как она станет работать на столичном коммерческом телеканале. Юную журналистку манили неведомые дали. Один только Николай Ивашов пытался ей объяснить, что работать спецкором на Северном Кавказе – это безумная, очень опасная затея. Он считал, что лучший вариант для неё – выйти за него замуж.

Пленница очнулась от тяжёлой дремоты. Она не понимала ничего. Время для неё перестало существовать. Давно уже перепутались день и ночь, число и месяц тоже превратились в абстрактные понятия.