Павел Верещагин - Ужин в фестивальном городе N
- Название:Ужин в фестивальном городе N
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:1999
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Павел Верещагин - Ужин в фестивальном городе N краткое содержание
Из книги" Размышления о воспитании за отцовским столом","РИФ ТПП" 1999 г., СПб
Ужин в фестивальном городе N - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
А вспоминается потому, что приключилась она со мной в студенчестве, когда я был молод, легкомыслен и легко совершал неосмотрительные шаги.
Учился я в институте кинематографии и жил в его знаменитом общежитии. Многое уже было сказано о небывалой атмосфере этого общежития. Представьте себе две сотни молодых людей с амбициями гениев, собранных под одной крышей и живущих по четыре штуки в комнате.
Студенческие вечеринки. Ниспровержение кумиров и сотрясение устоев. Марсель Пруст — гениально, Толстой с Достоевским — барахло. Старье на свалку! Мы — вот надежда переживающего кризис искусства. Мы привнесем туда свое, настоящее. Вдохнем жизнь в дряблого монстра! Мы чувствуем пульс нового!
Споры были жаркими. Естественно, кинематограф новой волны… Естественно, Годар… Естественно, Бунюэль…
У меня был полосатый шарф, связанный к моему дню рождения одной из подружек. Самый длинный в общежитии — четыре метра, не больше не меньше. Сейчас спроси, зачем? — не вспомню.
Удивительное время. И удивительная обстановка.
Она оказалась гостьей на одной из наших вечеринок — сидела где–то в уголке, вертела в руках сунутый кем–то стакан с дешевым вином, иногда подносила к губам… С любопытством смотрела то на одного бойкого оратора, то на другого. Слушала… Иногда согласно кивала… Сама не высказывалась. Впрочем, в нашей горластой компании не так просто было вставить слово.
Мы как–то сразу выделили друг друга. Всегда пытаешься объяснить, что вызывает симпатию к женщине. И почти всегда это оказывается невозможным. Мужчина реагирует на что–то неуловимое: тембр голоса, интонации, жесты… На неведомое поле, ауру — видимо, каждый на свое. В ней ощущалась необъяснимая уютность, интерес и приязнь к жизни… Она смотрела по сторонам с удовольствием, и слушала с удовольствием, и даже сомнительное вино по рупь с чем–то прихлебывала без отвращения… Кроме того, я чувствовал, что тоже ей нравлюсь. А это всегда подкупает…
Спор, повертевшись вокруг других предметов, неожиданно перешел к любви. И сделался особенно горячим.
Все ораторы высказывались в том роде, что любви, о которой писали в классических романах больше не существует. То есть, в принципе, она, возможно, и есть, и где–то скитается в мире твоя пара, твой идеальный человек, но в наш усложненный век, век анализа и рефлексии, почти невозможно найти эту пару среди миллионов окружающих.
Любовь Ромео и Вертера осталась где–то в прошлых веках, веках условностей и романтики. Такая любовь цельных, но — прямо скажем — упрощенных натур, была, скорее, миражом, самовнушением. Барышни и молодые люди жили уединенно в своих поместьях, опутанные с ног до головы различными табу и нормами приличий, день и ночь читали романы о любви и искренне верили, что первый встречный и есть их единственный суженый, их данная Богом половинка.
Можно ли ожидать такую наивность и примитивизм от современного человека, читавшего Фрейда и ему подобных? Вообще, современный человек намного более утончен, раним и независим. Он внимательнее относится к своим чувствам, и более щепетилен в духовной жизни. Для него на первое место выходят полутона, нюансы… Гармония двоих теперь требует совпадения гораздо большего количества зубчиков и шестеренок.
Примите во внимание сексуальное просвещение, превратившее вековую тайну отношений мужчины и женщины в науку об эротических зонах и видах оргазма, учтите изменение общественного мнения о внебрачной половой жизни, вспомните широкое применение контрацептивов, существенно сместившее акценты в отношениях между мужчиной и женщиной — и вы поймете, что старой любви нет больше места. А наш сладкий мучитель кинематограф, показавший тысячи раз под разными соусами каждую секунду процесса, который казался прежде интимным и даже священным? Ничего не поделаешь, граждане, мы живем в век сексуальной революции!
Так или примерно так высказывались собравшиеся, убежденные что и в этой области жизни им выпало наконец–то вывести человечество из тупика на верную дорогу. Громче всех говорил мой приятель и сосед по комнате Пистон, щуплый и довольно невзрачный молодой человек, носивший для солидности роговые очки и страдавший от юношеской нечистоты кожи. По природе Пистон был бунтарем и новатором. Он не хотел принимать мир в его существующих формах, отрицал их и искал другие. Думаю, ему было уготовлено место во главе какого–нибудь революционного движения или нового религиозного учения.
«Итак, любви, как ее описывают в романах, на самом деле не существует! — провозглашал Пистон. — Это ясно, как божий день. Но не надо расстраиваться, товарищи! Еще не известно, потеряли мы от этого или приобрели!»
По мнению Пистона, разрушив обветшавший и потраченный молью фетиш священной любви, мы тем самым освободили для вольного проявления секс — одну из важнейших физиологических потребностей организма и источник многих удовольствий. Мужчины и женщины созданы разнополыми, чтобы получать удовольствие — зачем делать из этого проблему? Мы получили возможность говорить об этом просто и рационально. У тебя есть эта потребность, у меня есть — так почему нам не быть вместе? Тебе хорошо со мной, мне хорошо с тобой. Зачем нам быть врозь?
Слушатели со смехом соглашались с Пистоном.
«Отбросим нелепые условности, унижающие свободного человека! — призывал Пистон. — Сколько несчастных браков, заключенных по слепоте или заблуждению, мы избежим! Какую свободу понять друг друга и самого себя приобретем! Раскрепостим истинные чувства и дадим им проявляться во всей полноте и естественности. Это ли не будет прекрасно!“
Нужно сказать, что Пистон умел излагать убедительно.
Я заметил, что она слушала с интересом, вместе со всеми смеялась, вместе со всеми согласно кивала. Слова Пистона да и сама атмосфера наших споров казались ей забавными. Несколько раз я ловил ее развеселившийся взгляд.
Покончив с животрепещущим предметом любви, перешли к обсуждению летних планов.
А дело, надо сказать, было в середине июня, сразу по окончании сессии. Собирались мы вместе, возможно, последний раз перед тем, как разъехаться кто куда. Кто–то уезжал на Алтай, кто–то автостопом в Крым, кто–то — счастливчик — в Болгарию.
Я же оставался в городе. Меня, студента–второкурсника, взял тогда сниматься в свою картину очень известный режиссер, даже имя которого нельзя было произнести без трепета. Взял, конечно же, на смехотворно маленькую роль, почти что в эпизод, но даже и это было чудовищным везением. Из суеверия я до поры до времени никому ничего не говорил. А тогда даже наоборот, как бы посетовал на судьбу:
— А мне, вот, приходится оставаться в духоте и пыли. Обидно… Один, наверное, такой.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: