Надежда Нелидова - Когда же кончатся морозы

И – снимок крупным планом: сблизившиеся лица Веры Павловны и Психолога Плюс – там, в садике. В тот миг, когда он глазами спросил: «Служебный роман?»

Катя называла себя: притягивающая шум.

Несколько лет назад им с мужем Володей удалось вырваться из ненавистной коммуналки. Наконец-то! Тишина (лучшая музыка в мире), уединение, благословенный покой. Окна новой квартиры выходили на недостроенный, чернеющий провалами окон, как под бомбежку попавший дом. Оно понятно: у кого нынче на строительство есть деньги?

Как только Катя с Володей въехали, деньги мигом нашлись, стройка весело, шумно и пыльно возобновилась. Очень скоро дом заселили. И как раз напротив их квартиры разместились: галдящая детская площадка, турник для выбивания ковров, скамейка для полуночных парочек и бомжей, а также лужайка для выгула собак.

Потерпев годик, Катя обменялась из центра на окраину. Квартиру выбирала придирчиво: чтобы окошками на лес, на чистое поле. Простор, птички поют, травы колышутся – красота. На доплату от обмена Катя съездила в санаторий подлечить расшатавшиеся нервы. А вернувшись, прочитала на дверях подъезда объявление. Жильцы приглашались на общественное слушание по поводу прокладывания в чистом поле окружной магистрали, а также строительства под боком бензозаправочной станции.

Катя боролась как тигрица: проводила разъяснительную работу среди пенсионеров, митинговала в кабинетах, собирала подписи и звонила в газеты. Магистраль проложили, и невозможно стало форточку открыть из-за бензиновой гари и реактивного рева большегрузных фур.

Не слушая ворчание Володи («Живут же, мол, другие люди»), Катя стала подыскивать новый обмен. На этот раз отдала предпочтение старому зеленому району, заселенный преимущественно старичками. Магистрали здесь не проложишь. Сердце что-то такое подсказывало, и она почти не удивилась, когда сразу после новоселья в квартиру этажом выше, как раз над их головой, из пятнадцатилетней отсидки вернулся мужик по прозвищу «Черепица». Он созвал бичей со всего района отметить это грандиозное событие и пообещал, что покажет жильцам кузькину мать. Катя тихо ужасалась, а соседи вдумчиво припоминали: «Да у нас тут до вас вроде тихо, спокойно было».

Катя поняла: бороться бесполезно. Переберись она на новое место жительства, туда тотчас вселится фанат группы «Rammstein», под носом вырастет пивной ларек, торгующий 24 часа в сутки, соседи заведут нудно гавкающую тварь, откроется автостоянка с голосящими по ночам противоугонными сиренами… Зато там, откуда она в панике бежала, все нормализовалось: ночного меломана забирали в армию, ларек переходил на мирную торговлю хлебом и молоком, собаку усыпляли, а автостоянка закрывалась как нерентабельная.

Что обидно: рядом сладко спал-посапывал Володя, и плевать ему было на мучения жены. Катя нарочно вертелась так, чтобы задевать и толкать мужа. Он мычал и переворачивался на другой бок. Дундук. Хотя Володя-то чем виноват? С этими обменами и Катиными истериками исхудал, бедный, вкалывает как проклятый, до постели еле ноги доволакивает. Повезло ей с Володей, что и говорить.

В свой медовый месяц они, тогда совсем еще юные студентики, рванули дикарями на юг. Возвращались в конце августа. На южном вокзале было столпотворенье и светопреставленье: плакали дети, людям на полу было негде присесть, стояли в затылок, как в концлагере.

А Володя ужом извернулся, изловчился: укараулил скамеечку и уложил Катю, примостив ее пушистую голову на свои колени. Люди завозмущались: мол, с грудными детьми третью ночь стоим, а этот свою бабу разложил. Володя закрыл Катю руками: «У девушки температура сорок, горит. А за бабу и врезать могу».

Сам губами убирал ее волосы с лица, шептал: «Спи, Катенок». Катя, у которой температура тела в это время не превышала 36 и 6 градусов, засыпая, с благодарностью думала: «С таким не пропаду».

И вот теперь, спустя десять лет, пропадала.

На розовую свадьбу Володя, заранее весь сияя, подарил перевязанную ленточкой папку с надписью «Пушистому Катенку моему». В папке – плотные бумаги с печатями, чертежи, планы. Когда Катя поняла, что это документы на собственный дом, запрыгала, как ребенок, завизжала, повисла на его шее, бурно заболтала ногами.

Нашло великое успокоение, умиротворение. Она просыпалась и, еще не открывая глаз, сонно, расслабленно улыбалась. В душе прорастало, распускалось, расцветало Счастье. Свой Дом за городом, собственный кусочек земли, отхвативший от леса несколько пушистых елочек (непременно посадить там грибы: белые с рыжиками). Свой огороженный кусочек речки с завезенным белым и мягким, как мука, песком. Жалко, золотых рыбок не запустишь: все равно уплывут.

Если верить знающим людям, место, где располагался их поселок Новые Тимошки, было чистое, освященное. За речкой стояла дореволюционной постройки полукаменная церковь. Когда по большим праздникам звонили, казалось, великанский ребенок на том берегу затейливо балуется великанскими колокольцами.

А под боком в деревне Старые Тимошки в каждом дворе на зорьке горланили петухи. Так получилось, что в деревне остались сплошь бабы: из мужиков кто спился, кто под жнейку попал, кого забодал колхозный бык. Петухов держали, как сами бабы объясняли, чтобы «хоть мужиком во дворе пахло» или чтобы «хоть видимость мужика во дворе была».

А ведь всем известно, что на земле, над которой разносятся колокольный звон и петушиные крики, не гнездится нечистая сила.

Дом – неслыханно удачное, за копейки, приобретение: бывший хозяин – альпинист, погибший под лавиной в Саянах. Дом казался маловат, кипела работа по возведению третьего этажа. Катя не удержалась, прикупила еще и пустующий соседский участок. Запланировала там целый комплекс: гостевую, сауну, бассейн, фитобар.

От новых задумок кружилась голова. Отделав очередную комнату, она распахивала перед гостями двери – неизменно всплескивалось восторженно – завистливое: «Ах!» Автор скромно отступала, давая гостям рассмотреть все, как следует. В каждую комнату был вложен кусочек души. Месяц, два, три она жила этой комнатой, рожала ее, как дитя, лелеяла, доводила до совершенства.

Вот гостиной не хватало какого-то последнего штриха. Катя не спала ночей, ворочалась, искала это недостающее нечто, и ее озаряло: ваза! Огромная напольная ваза, она видела такую в «Центральном». В «Центральном», естественно, выяснялось, что ваза выполнена в эксклюзивном варианте и нужно заказывать за безумные деньги новую.

В спальню непременно требовался овальный льдисто-голубого цвета ковер. В столовую – старинный буфет из красного дерева – пылился такой в чулане у одной бабульки, и бабулька давно лежала на погосте, и где разыскивать тот буфет? И все же вещь отыскивалась, добывалась, выкупалась втридорога, это не считая массы потраченного времени и нервов. «Ах, Катя, это же музей. Здесь экскурсии можно устраивать, бахилы надевать!»