Коллектив авторов - Под маской альтер-эго (сборник)

Энея являлась аграрной планетой, одной из тех, чьи жители гордятся своим патриархальным укладом и приверженностью простым земным радостям.

Помню, мама долго удивлялась, почему на такое хорошее место (льготная аренда жилья, соцстраховка и шестьсот кредитов в месяц) не нашлось местного.

– Должно же нам было когда-нибудь повезти! – возражал ей папа.

– Ох, Генрих, чует моё сердце, не всё так просто – качала она головой и, как всегда, оказалась права.

По приезду мы обнаружили, что на Энее крестьянин – профессия гораздо более престижная и прибыльная, чем инженер по обслуживанию автоматических установок первой категории.

– Да я к уборщику на станции уважительнее относился, чем они ко мне! – возмущался отец. – Ладно, если бы ещё хоть что-то понимали! А то ведь гидравлический насос с оросителем путают! А виноват – я.

– Зато здесь небо, Генрих. Настоящее небо, зелёное, как яблоко. И воздух. А вода! Без лимита, мойся сколько угодно, хоть ванну принимай! – утешала его мама. – И Зиннеру здесь нравится.

– Рад, что хоть кому-то здесь нравится, – ворчал отец и уходил смотреть новости.

Однажды я не выдержал и пошёл за ним.

– Знаешь, папа, мне здесь вовсе не нравится! И я ничуть не расстроюсь, если вы с мамой решите вернуться обратно, на станцию.

– Что, и тебе несладко? – шёпотом спросил он, прислушиваясь к громыханию посуды – мама внизу убирала остатки ужина.

Я кивнул. В школе мне приходилось туго. Среди одноклассников я слыл белой вороной. Они почти все были дети фермеров, приходили на занятия от случая к случаю, а если шла страда, и вовсе забивали на учёбу. Я в их глазах был мало того что белоручкой, так ещё и «космиком», не от мира сего. К тому же мне нравилось учиться, образовательные программы я глотал, как сладкоежка эдемские сласти.

Одноклассники долго колебались, каким прозвищем меня наградить. С одной стороны, я был типичный ботаник, с другой – вылитый глист. В итоге я стал «глистой лабораторной». Неудивительно, что друзей среди них я так и не нашёл.

– Мы здесь чужие, совсем. Дома, на станции, было куда лучше, – сказал я, нервно теребя подол рубашки. – Давай вернёмся, папа.

Отец присел передо мной на корточки, взял меня за руки и, глядя в глаза, сказал:

– Не всё так просто, сын. Понимаешь, наша мама, она ведь не родилась на станции, как мы с тобой. Она с Тирта, я там был, в отпуске. Помню, тогда наша лаборатория выиграла грант за разработку и внедрение нового воздушного фильтра, вот я и решил шикануть. Первый раз в жизни выбраться со станции. И куда! На Тирт, пятый в списке курортных планет! Там и познакомился с ней, мы поженились, и она уехала со мной. С планеты-курорта – на космическую станцию, представляешь? Потом родился ты, – он помолчал. – Ты уже достаточно взрослый, сын, чтобы понять – ради любимого человека можно ведь и пожертвовать кое-чем, правда?

Я кивнул.

– Не все могут жить на станциях, сын. Мама, она так и не смогла привыкнуть, хоть и старалась. И ей здесь нравится. Поэтому мы останемся на Энее, точка.

– Я понял, папа. Теперь наша очередь, да?

– Да, – коротко ответил он, и больше мы к этой теме не возвращались.

Постепенно все мы привыкли к новой жизни. Папа научился пить вечерами местный сидр в пивной, мама вступила в клуб домохозяек и, по-моему, была счастлива, а я окончательно освоился с ролью местного омеги.

Это оказалось не так уж и сложно – главное быть незаметным, чтобы не навлечь на себя агрессию, и никогда не отказывать в помощи на уроках. Эта стратегия меня неплохо выручала, я даже приобрёл со временем репутацию «умного парня», выиграв имперскую олимпиаду в пяти номинациях и принеся тем самым Энее первую в истории золотую медаль за интеллект. Но начавшийся вскоре период полового созревания вновь понизил мою было воспрявшую самооценку.

– Ну что ты мучаешь себя, дорогой! – восклицала мама, наблюдая мои безрезультатные попытки подтянуться на турнике.

– Отстань, мать! Мальчик становится мужчиной, видишь, по утрам к завтраку уже в халате спускается, а не, как раньше, в шортах…

– Папа! – я обиженным потным кулем падаю на землю.

– На правду не обижаются, сын. К тому же девочки любят не только красивых, умных тоже, посмотри на маму. Ты умный, придумаешь что-нибудь.

– Генрих! – мама негодует, но в глазах у неё улыбка. – Не слушай его, Зинни. Ты красивый мальчик.

– Ага. Насколько лабораторный глист может быть красивым, – вздыхаю я им вслед.

За завтраком я старательно впихиваю в себя ненавистный творог и давлюсь крутыми яйцами, но всё напрасно – мышечная масса просто отказывается нарастать на моём хилом теле. В отчаянии я иду к школьному врачу.

Доктор Дуденкофф, плечистый краснощёкий здоровяк, такой же, как и большинство энейцев, долго листает мою карту, разглядывает анализы, щупает суставы, измеряет и что-то высчитывает на калькуляторе. Я терпеливо жду. Наконец, вздыхая, он поворачивается ко мне.

– Садись, парень, в ногах правды нет, – кивает он на стул напротив своего стола.

– Вы просто выпишите мне какие-нибудь гормоны для мышечной массы, – прошу я, уже подозревая, что ничего хорошего доктор мне не скажет.

– Садись, садись. Ты же с проблемой пришёл, да? Быстро такие дела не делаются. Я врач, а не откормщик скота. Да и откормщики, знаешь, не всех свинок выкармливают, иных проще сразу под нож, пока не захилели, – он раскатисто смеётся, я из вежливости улыбаюсь. – Начну с хорошего, парень. Ты здоров. Кровь, моча, костная ткань и всё остальное в норме.

– Но я никак не могу набрать вес! Пытаюсь тренироваться – ничего не выходит. Гай Ричардс из соседнего класса почти такой же худой, как я, но он спокойно крутит солнышко на турнике и подтягивается двадцать раз! А я правильно питаюсь, занимаюсь каждый день, и ничего!

– Гай! Нашёл с кем сравнивать. Да его семья с основания колонии здесь живёт! Он потомственный крестьянин, его предки тут целину поднимали. Знаешь ведь, в колонисты людей набирали по определённым критериям – сильных, выносливых, здоровых. А ты парень, не крестьянин, ты – космик, как отец, как дед, не обижайся. И твоё тело приспособлено к существованию на планетарной станции, в условиях пониженной гравитации. Тебе ни к чему ширококостный скелет и массивные мышцы. В этом нет ничего страшного, напротив, это разумно и целесообразно.

– Но живу-то я здесь! Следуя вашей логике, организм должен приспособиться, ему надо просто помочь! Вот я и прошу вас, помогите.

– Не так быстро, малыш. Должно пройти два, три поколения, чтобы тело перестроилось под внешние условия. Ну дам я тебе препарат, ну вырастут у тебя мышцы, как у мезоморфа, так ведь кости-то у тебя тонкие, хрупкие. Автоперелом – знаешь такую штуку? Очень неприятная вещь, поверь.