Ласло Сенэш - Небо остается синим

На этот раз меня пригласил сюда мой друг. Приглашение пришлось как нельзя кстати: работа моя над романом застопорилась, первые главы были основательно раскритикованы. Мне хотелось побыть одному, сосредоточиться, подумать. Но друга своего я не застал. Он уехал куда-то. Впрочем, меня это не очень огорчило: буду бродить один, просто так, без цели, куда поведут ноги.

Поселиться мне посоветовали у Скалистых. И я поселился. Гуляя, я прежде всего обратил внимание на ребятишек, — они смело и открыто смотрели мне в глаза. Куда девался прежний болезненно-боязливый взгляд?

Еще одно заметил я в первые же дни: хозяйки стали готовить разнообразные блюда. А это для здешних жителей было отнюдь не мелочью.

Отношения с хозяевами у меня продолжали оставаться строго официальными, они не обращали на меня никакого внимания. Петро целые дни возился с буковыми саженцами и семенами, хотя работал вовсе не лесником, а железнодорожным обходчиком. Однажды я увидел, как он тщательно и любовно собирает посылку сыну, который находился в армии. И мне показалось, что Марта недовольна, словно это был не ее сын. Я обратил внимание на фотографию, висевшую на стене: молодая Марта, а рядом какой-то мужчина. Сначала мне показалось, что это Петро, — но нет, он был очень похож на Петра, и в то же время не он. Кто же?

Тихо и мирно, как ручеек за домом, среди кустов боярышника, струились дни. Никто из хозяев ни разу не повысил голоса. Петро был молчалив и замкнут. Марта работала на лыжном заводе, расположенном неподалеку от селения, и, возвращаясь поздно вечером домой, не знала, за что хвататься по хозяйству. Только старый Варга, отец Петра, постоянно ворчал, был чем-то недоволен. Целые дни проводил он возле печки и бормотал что-то насчет автобусов, которых, по его мнению, развелось слишком много. Даже старый пес Бескид и тот редко лаял.

«Вот семья, где не существует никаких проблем, — мысленно пожимал я плечами, — Ни один из этих людей не мог бы стать даже второстепенным героем моего романа». О том, что это живые люди, а не просто материал для литературного произведения, я в то время как-то не думал. И впоследствии горько пожалел об этом.

Первым камнем, всколыхнувшим застоявшуюся, как мне казалось, однообразную жизнь Скалистых, была телеграмма.

— Ты обязательно поедешь, — настаивал Петро. В руках он держал пакетик с семенами, которые высаживал в ящик. Мне показалось, что за его напускной строгостью таилась мольба.

— Ну что ты меня принуждаешь! — раздраженно отмахнулась Марта.

Я невольно залюбовался ее смуглым лицом и густыми черными, как горная ночь, косами.

— Смотри, пожалеешь! — коротко бросил Петро.

Телеграмма была от брата Марты. Он приглашал сестру на свадьбу. Жил он далеко и тревожить понапрасну родных не стал бы. Петро беспокоился: не кроется ли между строк телеграммы еще что-то? Не случилась ли какая беда? Ведь наломал же он немало дров в прошлом году, этот непутевый человек!

Петро решительно вышел из кухни и вернулся, держа в руке пачку денег.

— Вот, на дорогу. Пальто подождет.

Марта уехала. Отношения между ними до последней минуты оставались напряженными. «Может быть, здесь кроется какая-то тайна?» — невольно подумал я.

Жизнь в Скалистом доме совсем замерла. Несколько раз я заставал хозяина возле приемника. Он слушал, какая погода в тех местах, куда уехала Марта. Петро подобрел и даже с отцом стал ласковее.

Я целыми днями бродил по селу, искал и никак не мог найти новой сюжетной нити для очередной главы. Вначале я был уверен, что без труда распутаю сложный и таинственный клубок жизни этого горного села. Но вскоре убедился в своей излишней самонадеянности. Я встречался с людьми, подолгу разговаривал с ними, а с некоторыми даже подружился.

В один из воскресных дней, после обеда, я зашел к своим новым друзьям. Там собралась небольшая компания — рабочие лесхоза. Слушая их разговоры, я понял, сколько у них нерешенных вопросов. А мне-то казалось, что в этом селе уже решены все проблемы! Как эти люди обеспокоены и вместе с тем по-хозяйски уверены в себе! Да, да, по-хозяйски! Об огромных лесных массивах они рассуждают столь же свободно, как некогда о жалких клочках земли шириной в ремень. Заговорили о международном положении. Все их волнует, — о Кубе они тревожатся, будто о близком добром соседе. В разговорах, спорах присутствовала какая-то внутренняя радость, словно пастушеские костры в ночи.

Только один Бодо, как всегда, недоволен. Вечно он на что-то жалуется. Лицо у него красное, злое.

— Сейчас никому и дела нет до того, кем был раньше старый Бодо, — ворчливо говорит он. — Ни в грош не ставят человека! — Он обводит глазами товарищей, ища сочувствия.

— Да кто тебя обижает? — резко обрывает его один из собеседников. — Тебе ведь предлагали лесосеку «Полонина»? Или ты запамятовал? — Его товарищ угрожающе шевелит большими, как лопата, руками.

— Т-то п-правда, — заикается Бодо и краснеет еще больше. — Велика честь — лесосекой руководить!.. Куда как много храбрости надо! Вот когда мы полсотни жандармов держали в страхе, — это было дело!

Его больше не перебивают. Глядя на лица собеседников, я понимаю, что Бодо не впервые кичится своими партизанскими заслугами. И товарищи снисходительны к этой слабости Бодо. Как-никак в те годы он действительно был боевым парнем!

— Ну, это ты уже слишком! — упрекнул кто-то расхваставшегося Бодо. — Ведь на это дело должен был идти Скалистый.

Я насторожился: впервые в разговоре упомянули о моем хозяине.

Разгорелся жаркий спор.

— Постой, как же это было?.. Ага, вспомнил. Не Микола, а Петро должен был поехать на поезде…

— Ты что, забыл? У него была взрывчатка!

Воспоминания разгорались.

— Помнишь, с Петром в последнюю минуту случилась беда: что-то попало ему в глаз. А Микола, — рассказчик обратился ко мне, — знаете, как он любил своего брата! Поезд уже тронулся, Микола не долго думая выхватил у Петра из рук пакет, два прыжка — и он в вагоне.

— Это была его последняя поездка, — задумчиво произнес мой сосед. По голосу его я понял, что он до сих пор не может примириться с тем, что произошло. Видно, много отдали бы эти люди за то, чтобы Микола хоть на минуту оказался среди них. Но они молчали. Только глаза их говорили об этом.

А я вспомнил о фотографии, которую видел в комнате Скалистых. Так вот кто был снят рядом с Мартой! Не Петро, а Микола, его родной брат!

Разговор продолжался. На Миколу больше месяца велась облава. Жандармы с петушиными перьями на шляпах прозвали его грозой Карпат. Сколько раз он ускользал от них! И вот наконец его заметили в поезде. Микола понял, что его выследили, и на полном ходу выскочил из вагона. Но поздно. Раздался выстрел, он был ранен. Так жандармы схватили одного из опаснейших своих врагов.