Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

на спецфабрике четвертого управления шились, а это вам не хухры-мухры!

Менты даже собаку привозили. В комиссионках стоял такой шмон, что Боже ж

ты мой! Только ищи-свищи! Я же не барыга какой-то. Я же не для продажи. Я ж

для души, из творчески-эстетических, так сказать, соображений! Для истории,

если хотите! Как жили! Что носили и тому подобное…

Леонид Александрович вернул сандалии на прежнее место и вытащил на

скудный свет, льющийся из давно немытого окна, женскую соломенную

шляпку.

– Никогда не видел женщину– гитариста!? – удивился я.

– Для вокала! У хозяйки этой шляпки было удивительно высокое и

одновременно нежно-мягкое сопрано, – разъяснил Л.А.Чик. – Я же ведь не

только играть, я и петь хотел таким же образом научиться!

За шляпкой были извлечены нейлоновые носки – милая история. Цветная

рубаха – симпатичная. Шелковый балахон – потрясающая.

Все эти истории не отличались замысловатостью сюжета. Стучал. Ни зги в

ответ. Вошел. Обменял. Сохранил для истории.

Единственным исключением стала бейсболка с эмблемой черепа и надписью

под ним – «Dream Baby Dream».

– Самый ценный экспонат моей коллекции, – объявил Л.А. Чик. – Несколько лет

тому назад в наш город приезжала всемирно известная группа. По радио и ТВ

промелькнуло сообщение «требуются беневоли» то есть подвижники – по-

нашему. Ну, там аппаратурку передвинуть, типа, микрофончики расставить…

По заключению концерта их гитарист подарил мне эту каскетку. Улавливаете?

Никакой мистики. Подарил и точка. Тут даже его инициалы имеются.

Смотрите!

Л.А. Чик вывернул бейсболку наизнанку.

Я посмотрел. Там и впрямь виднелись выведенные хлоркой, как некогда в

пионерском лагере, чьи-то инициалы.

Спустя час, от всех этих мило-потрясающих историй голова моя трещала,

словно по ней весь день колотили массивной дубиной. В ушах гудело и

стреляло, точно я не с человеком беседовал, а участвовал в крупномасштабном

воинском сражении, в котором вел изнурительно – оборонительный бой. В

конце концов, я решил перехватить инициативу и перевел разговор в иную

плоскость:

– И что, все эти вещи мертвым грузом лежат в вашем шкафу?

– Ну отчего же мертвым! И почему лежат!? – Л.А. Чик даже несколько

разобиделся. – Я их каждую неделю перебираю, обрабатываю специальным

раствором. От всяких там паразитов. Это же как-никак история! Она не должна

быть подпорчена жучками, мышами и молью. Ведь с дырками и плямами – это

уже не история, а ветошь какая-то получается. Потом, у меня есть своя

традиция. Я эти вещи надеваю в день рождения их прежних хозяев. У меня для

этого дела даже календарик специальный имеется, типа как церковных святых.

К счастью они пока еще все живы, а если, не дай Бог, того, то буду надевать и

на день их смерти!

– Оригинально, – воскликнул я, – но согласитесь, нелепо появляться летом на

улице в зимних крагах, а зимой выхаживать в летних сандалиях… или скажем,

мужчина, и вдруг в женской шляпке!?

Л.А. Чик задумчиво покусал бороду, поскреб усы и ответил:

– Ну, что делать… таковы мои принципы… традиция – превыше всего!

Отступишься в мелочах – потеряешь главное…

Хорошо бы, конечно, открыть музей, устроить нужный микроклимат… вещи-

то слеживаются, но где найти спонсора? Хотя нет. В этом деле должен быть

единоличный хозяин. Вот я стану на ноги, подсобираю деньжат и открою.

Непременно!

Леонид Александрович взялся живописать мне будущий музей: его

архитектуру, залы, экспозиции… когда он дошел до лестниц и туалетов, я

понял, что если немедленно не сбегу, то вскоре и сам стану одним из его

экспонатов.

– На минуточку, – я указал Л.А. Чику на туалетную дверь.

– Конечно, конечно. Только вы там осторожней, у меня, видите ли, со смывным

бачком вечные проблемы.

Я вошел в туалет. Щелкнул выключателем. Вместо света на потолке занялось

ультрафиолетовое мерцание. Я открыл кран, но вместо воды, из него донеся

свирепый рык. С бачком я связываться побоялся.

«Лучше бы кран починил, лампочки вкрутил, с бачком разобрался, чем

заниматься черт его знает чем!» – ругал я хозяина, придумывая как мне

выскользнуть из этой злополучной квартиры. Наконец, меня осенило. Из

клозета я вышел, разговаривая сам с собой по мобильному телефону.

– Да, прямо сейчас!? Жена, – заслонив ладонью микрофон, пояснил я Л.А.

Шику. Он понимающе кивнул головой.

– Хм! Можно чуточку попозже, – продолжил я разговор с фальшивой супругой.

У меня важный разговор. Немедленно! Понял! Буду…

Я попрощался. Л.А.Чик схватил мою руку, долго тряс ее и говорил о том, что

как ему было приятно беседовать с тонко чувствующим человеком. Уже в

дверях он вручил мне бейсболку «Dream Baby Dream».

– А это вам, – сказал он, – на память.

– Да вы что, – стал отбиваться я от подарка, – это же самый ценный экспонат

вашей экспозиции! Нет, нет и нет. Я не возьму…

– Согласен – сам ценный, но и вы ведь не просто так себе. Может, вы и впрямь

обо мне рассказ напишете?! Так что считайте это вашим гонораром. Берите,

берите…

Я вышел из квартиры. В ушах стреляло, в голове шумело, точно я проснулся

после капитальнейшей попойки. На улице я немедленно принялся искать

мусорный бак, или гарбичную кучу (на предмет выбросить в него «ценный

экспонат») но, не найдя ничего подходящего, сунул каскетку в карман и

отправился домой…

Прошло, наверное, месяцев шесть после моей встречи с Л.А. Чиком, как

по не терпящим отлагательства семейным делам, я вынужден был уехать из

страны. Больше месяца отсутствовал в городе. Вернулся. Заказал такси и

доехал до дома. Таксист вытащил чемоданы и услужливо распахнул входную

дверь, которую тотчас же перехватил мой сосед по дому (шумный,

неугомонный собиратель новостей) Сергей Сергеевич Гомонов.

«Наша ВВС» – называют его эмигранты.

– Бог шельму метит! Не все скоту масленица! – не здороваясь, заговорил Сергей

Сергеевич. – В народе правду говорят, сколько веревочке ни виться, а конец

будет. И этому тоже конец пришел! И поделом!

– Кому конец? Какая ниточка? О ком вы говорите?

– О ком?! О Чике разумеется. Об этом ворюге! Об этом…

– А в чем дело? Что случилось!

– Случилось!? Случилось вот что. Аккурат после вашего отъезда пошел наш

Чик в дрековый магазин… ну в этот… как его? «вилидж» и поменял там свои

зимние ботинки на летние туфли. Ну, обменял и обменял, оно и понятно, будь

на улице лето, но ведь сейчас-то зима?! Выскользнул, он значится, из магазина

в этих пляжных сандалиях, а в тот день на дворе было что-то около тридцати в

минусе! Как вам?! Кроме того, заладилась, брат ты мой, натуральнейшая