Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

Я начал со щипков, а на растирании Хорошевский продолжил свою историю.

…Итак, у меня зазвонил телефон. Звонил Григорий Костриков. Ей-Богу, если

бы ко мне позвонил Николай Чудотворец, я бы удивился меньше. Г. Костриков

был вальяжный человек лет сорока с мягкой кошачьей походкой и

обходительными манерами сексуального обольстителя. Деятель искусств и,

поговаривали, прямой родственник С. Кирова.

– Послушайте, Гера. Говорят, вы играете наш репертуар? – поинтересовался Г.

Костриков.

– Где-то да…

– Ага! Тогда у меня к вам, милейший, вопрос-предложение. Могли бы вы

подменить нашего пианиста?

Пианист оркестра «Малахит» Эдуард Поберецкий (Эпо) был пианистом по

материнской линии и заядлым картежником по отцовской. Раза два в год Эпо

делал большую игру.

– Вы согласны?

Ты не поверишь, но, вместо того чтобы лепетать и заискивать, я развязно

спросил: – «Что я буду с этого иметь»?

Скорей всего тут взыграло самолюбие. Если к вам звонил Г. Костриков, то это

могло означать только одно: в этой скоротечной жизни вы появились совсем не

случайно.

– Два красных рубля в день, – не раздумывая, ответил Костриков.

– Пх! – пыхнул я в трубку.

– Что ж значит пых! Назовите вашу сумму.

– Полтинник, – объявил я.

– Да вы что! Возьмите себя в руки. Не завышайте ноту! Я ведь могу позвонить

и кому-нибудь посговорчивей.

– Нет, нет, нет. Считайте, что я неудачно пошутил, – снизил я тон.

– Засчитал. Жду.

Г. Костриков повесил трубку.

Вот так на несколько вечеров я стал клавишником ресторана «Малахитовый

цветок».

Могу сказать, что это были лучшие дни и ночи моей жизни. Я играл как

молодой бог: яростно и самозабвенно.

А теперь я похож на выброшенного, на берег кашалота.

Гера печально вздохнул, почесал спину и продолжил.

…Я легко менял тональности и лабал крутые импровизы. «Козы» из

танцевальной группы «Лепестки» кружили надо мной, словно чайки над

рыбным косяком.

С кем только я не познакомился за эти дни: от воровского авторитета до

известного на всю страну психотерапевта.

Но у всякого Рая есть своя «Coda». Как-то в дождливый понедельник с

покусанным левым ухом с большой игры вернулся Эпо, и сбросил меня с

шумного Олимпа на скучную Землю.

– Спасибо, Гера, и до новых творческих, – рассчитываясь со мной, сказал Г.

Костриков.

– А собственно, почему до новых? Ведь мы могли бы их и не прерывать. Я

согласен играть и за квинту от причитающихся мне башлей. И потом я не

понимаю, зачем он вам нужен? Он ведь утаивает «парнас» от коллектива!

– Ну, нет, что вы, Гера, я человек моральных принципов! Выгнать человека я не

могу, но вот, если, скажем, с ним что-нибудь случится, то я непременно поимею

вас в виду, – пообещал мне Г. Костриков.

– Поимейте, – ответил я, и поплелся на автобусную остановку.

«Если с ним что-то случится. Если с ним что-то случится» – неотступно

крутились в моей голове слова Г. Кострикова. Что с этим наглым боровом

может случиться?! Только что запор от чрезмерного поедания жареных

перепелов! «Такому человеку случайность надо создать» – вынес я решение. И,

взволновав клавиши своей юношеской фантазии, стал творить «несчастный

случай» пианисту А. Поберецкому.

– Легче, легче. Душу выбьешь! – застонал Хорошевский, когда я принялся за

«похлопывания»

– Все, все заканчиваю.

И, сложив мази и кремы в саквояжик, вышел от Хорошевского. В дверях лифта

я вновь напоролся, на шамкающую губами: – «дрыгус – брыгус» – звезду

парапсихологии – Брониславу Львовну Н.

– Ну, как ты? – спросил я, придя к Хорошевскому на следующий день, и

принюхался. В квартире нестерпимо воняло смоленой поросячьей щетиной.

– Значительно «хорошевски». Почти как горный козел! – ложась на кровать,

заверил меня Гера. – Так на чем мы остановились в прошлый раз?

– Я на похлопывании, а ты на фантазиях, – напомнил я Гере его историю. -

Ах, ну да.

…Чего только я не нафантазировал! Каких только сценариев не сочинил!

Достаточно сказать, что я серьезно обдумывал вариант создания препарата, с

помощью которого я бы лишил Эпо творческой потенции.

Вскоре я бросил фантастические проекты и перешел к реализму будней.

Я проник на территорию венерологического диспансера.

– Я дам тебе сотку, если ты заразишь указанного мной человека, – пообещал я

одной из пациенток: даме, остававшейся и в застиранном, дырявом больничном

халате весьма привлекательной. Я чуть было не поддался соблазну заразиться

сам!

– Для этого мне надо цивильное платье и четвертной задатка, – ответила она.

Назавтра я принес все требуемое.

– Будет сделано в лучшем виде, – пообещала дама и навсегда исчезла как с

территории больницы, так и из моей жизни.

Тогда я обратился к знакомому воровскому авторитету. Стриженному под ежика

субъекту.

– Не сцы. Это Гарик, – сказал он, увидев мое замешательство от вида огромного

питона, кольцом лежавшего на диване. Гарик посмотрел на меня

посоловевшими глазами и, не разглядев во мне пищи, смежил веки.

– Мне надо разобраться с одним человеком, – присаживаясь рядом с питоном,

сказал я. – Кто это может произвести и на сколько это потянет?

– Все зависит от «темы», – приглаживая свои колючки, ответил авторитет.

– Мне нужно лишить его на долговременный срок творческих способностей.

Скажем, повредить руки. Сотки хватит? – Я вытащил банкноту.

– Хватит. – И, спрятав коричневую бумажку под стельку лакированной туфли,

авторитет поинтересовался.

– Кого?

Я протянул фотографию с адресом на обратной стороне и добавил:

– Только пооперативней, пожалуйста.

– Заметано.

И, правда, поручение мое было исполнено быстро и качественно. Но дело

в том, что пострадал совсем другой, хотя внешне как две капли воды похожий

на Эпо, человек.

Тогда я отправился к знаменитому экстрасенсу. Невысокий, шустрый, с

седенькими кудряшками человек, он здорово напоминал выбежавшую за ним

болонку Чапу. Экстрасенс был сама любезность. Ах! Ах! Прошу! Прошу! Ну

что вы! Что вы! Как же можно! Не смейте даже думать! Без кофе с коньячком и

даже ни-ни– ни-ни…

Мы прошли в комнату.

Никаких пучков сушеных трав. Никаких дымящихся колб. Кожаный диван.

Ореховый гарнитурчик. Хрустальная лампа.

– Ну-с молодой человек. У вас ко мне, я вижу, дельце. И зрю – деликатное-с.

Рассказывайте.

Без лишних церемоний я приступил к делу.

– Мне было, хотелось лишить вот этого человека (я вытащил из кармана

фотографию Эпо) творческой потенции. Скажем… – Я задумался. И негромко

произнес: – на неопределенный срок.