Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

остановился у дверной дерматиновой плиты.

– Кто там? – спросил он.

– Проверка паспортного режима, – развязно ответили с коридора. Борису

Григорьевичу показалось, что паркетный пол уходит из-под холодных

преподавательских ног. Облокотившись о дверной косяк, он негромко сказал.

– Вы, по-видимому, ошиблись номером?.

– Немедленно откройте, – рявкнули за дверью.

Светушкин обернулся и посмотрел на Ингу. Но та по-прежнему блуждала в

пшеничном поле своих волос.

– Кто это? – шепотом спросил он у неё. Инга неопределенно пожала

обнаженным плечом…

Борис Григорьевич щелкнул английским замком. На ярко освещенном пороге

стояло двое моложавых мужчин… Первое, что заметил напуганный старший

преподаватель – блестевшие квадратики значков мастеров спорта в лацканах их

бостоновых пиджаков.

– По-видимому, тренера. Ищут своих загулявших подопечных, – облегченно

подумал Светушкин, но, скользнув взглядом по их мускулистым рукавам и

обнаружив на них алые повязки, понял, что обрадовался он преждевременно.

– Предъявите ваши документы, гражданин, – требовательно попросили у

Светушкина, «крылатые мастера».

– А собственно, по какому праву? – попытался защищаться старший

преподаватель кафедры КПСС.

– Гражданин, я ведь вам русским языком говорю. Предъявите паспорт, -

повторил должно быть старший. При этом его безудержный голос звучал

жестко, и, казалoсь, был готов в любую минуту взорвать коридорную тишину.

Б.Г. Светушкин обреченно побрел к лежавшему на гостиничном кресле

пиджаку.

В нем он нашел несколько мятых рублей, да членскую книжку «Всесоюзного

общества знаний»

– Это все? – спросили пришедшие, повертев краснобокую книжицу в руках

– Все… – и Борис Григорьевич виновато развел руками.

– В таком случае вам придется пройти с нами.

– Никуда я не пойду! – решительно заявил старший преподаватель.

– Тогда вас отсюда выведут, – рявкнул старший. И в доказательство своих

намерений добавил, обращаясь к напарнику – Товарищ лейтенант, вызывайте

наряд.

Тот, кого назвали лейтенантом, исполнительски бойко сунул руку в боковой

карман.

– Товарищи, товарищи, – заискивающе залепетал Светушкин, – погодите, зачем

же так. Давайте как-то по-доброму. Мы же советские люди, а значит, сможем

договориться, – и Борис Григорьевич зачем-то снова полез в карман пиджака.

– Мы-то советские, а вот как ты, член «общества знаний», оказался в

ведомственной интуристовской гостинице? – переходя на «ты» спросили у

Светушкина, «мастера»

Борис Григорьевич с удовольствием ответил бы на этот вопрос, но попросту не

знал на него ответа.

– Инга, – бросился он к занятой своей прической девушке, – объясните им, как

мы сюда попали.

Студентка медленно подняла глаза на испуганного доцента Светушкина.

– Борис Григорьевич, как же я могу объяснить, – сказала она. – У меня ведь не

сдан зачет по вопросу о снятии большевиками лозунга «Вся Власть Советам!»

– Инга, ну при чем тут большевики, – раздраженно вскричал Борис

Григорьевич. – Дело касается моей репутации, а вы о каких-то лозунгах…

– Но, уважаемый товарищ Светушкин, – перебила его Инга, – в не меньшей

мере страдает и моя!

– Да, да, конечно, конечно, – виновато забормотал Борис Григорьевич.

Инга протянула синенькую книжицу смущенному преподавателю, а сама

вышла к пришедшим. Через несколько минут дверь закрылась. «Льет ли

теплый дождь…» – запел В. Ободзинский.

– Инга? это нехорошо, – мрачно сказал Борис Григорьевич, – я, пожалуй, пойду.

– Ну, куда ты пойдешь, Барсик? – томно сказала Инга. – Ведь ночь на дворе.

– Какой Барсик? Мы разве на «ты»? – удивленно спросил Борис Григорьевич.

– Давно, – сказала девушка. И, положив наконец грузную расческу, тихо

добавила, – Так давно, что ты даже не заметил, котик.

Вскоре Бориса Григорьевича зачем-то вызвали в маленькую комнатку

институтского отдела кадров, где с ним в течение часа беседовал (О

целесообразности сотрудничества старшего преподавателя Светушкина с

органами КГБ!) вальяжный, но довольно симпатичный человек. Борис

Григорьевич брыкался необъезженным жеребцом, бил кулаком, аки подковой,

по мощной поверхности дубового стола, качал права, говоря о гражданских

свободах, о Хельсинских договоренностях, но сидящий перед ним человек был

невозмутим и с детской чистотой в глазах смотрел на раскрасневшегося от

праведного гнева старшего преподавателя кафедры КПСС.

– Все? – спокойно спросил он, когда, Светушкин, исчерпав все мыслимые

аргументы в свою защиту, возмущенно замолчал.

– Все, – согласно кивнул Борис Григорьевич.

– Ну, раз все, – подвел итог неизвестный, – то я даю вам неделю на размышления.

– Нет! Нет! Нет и нет! Я русский интеллигент! Стукачом не был и никогда им

не стану! – пафосно вскричал бывший клавишник ВИА «Романтики».

– Воля ваша, – спокойно ответил симпатичный собеседник. – Только вы уж не

обессудьте любезный Борис Григорьевич, но вам, к сожалению, придется

расстаться с вашим рабочим местом. Согласитесь, с такими моральными

качествами вы попросту не в силах нести в студенческие массы вечное,

доброе… Ну и далее по тексту!

Шесть дней Борис Григорьевич молча негодовал, негромко покрикивая в

квартирном одиночестве о Хартии прав человека, а на седьмой день плюнул и,

отрекшись от всех своих доводов, написал – «Источник сообщает…»

Все годы, пока Инга училась в институте, Борис Григорьевич хлопотал за Ингу

перед преподавателями и писал «Источник сообщает…». Все эти сладко-

мучительные годы он говорил себе: «Все, это в последний раз» и снова

оказывался в гостиничном номере с видом на шумный бульвар. В дверь по-

прежнему часто барабанили, хотя Борис Григорьевич давно уже был на

«Ты» со стучащимися.

На шестом году, вскоре после получения диплома Инга как-то постепенно

стала исчезать из жизни Бориса Григорьевича…

Однако, последнюю ночь на Родине Б. Г. Светушкин провел с Ингой в их

уютной комнатке на семнадцатом этаже ведомственной гостиницы «Горизонт»

В ту ночь никто не стучал…

Прошло уже очень много лет, как Борис Григорьевич живет в другом

городе и даже совсем в другой стране. Он постарел и уже почти забыл о том,

кем он когда-то был. У него есть крыша над головой, сотня– другая в кармане…

А что еще надо человеку на пороге старости?

Но кто из нас знает, как и где настигает нас память? Прошлое поймало Бориса

Григорьевича в эмигрантской компании. Кто заказал эту старую песню «Что-то

случилось»? Кто захотел, чтобы отлаженная, спокойная жизнь бывшего