Александра Чумакова - Точка возврата

Владимир Иванович Зорин ваш батюшка?

– Он самый, Вы знакомы с моим отцом? Хотя чему же удивляться, он родился и вырос

здесь.

– Вот так встреча! Ну что ж, если моя голубушка не против, я не возражаю, чтобы вы

были ее партнером. Что скажешь, Мария?

Лицо барышни было преисполнено благодарности и детской радости. Первое

приглашение и первый танец. Первый бал останется в ее сердце навсегда. Их будет много

в ее жизни, но этот особенный.

– Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, – сказала Мария, глядя Павлу в глаза.

Второй юноша тоже представился:

– Алексей Романович Писемский, позвольте мне любоваться вами, Мария Евгеньевна, в

танце.

– Простите, Алексей Романович, но я уже обещала следующий танец.

– Я готов ждать и заручиться вашим согласием танцевать со мной позже.

– Конечно, я даю вам согласие.

Распорядитель вечера объявил мазурку. Павел поспешил взять Марию под руку. Зазвучала

музыка. Маша грациозно, изящно скользила и бегала по паркету, ее платье развевалось,

силуэт был легким и воздушным, движения Павла казались более активны, он делал

прыжки, во время которых в воздухе ударял нога об ногу три раза. Мазурка танцевалась в

три пары. Партнеры менялись, но каждый раз, когда Мария и Павел оказывались рядом, их

лица озаряли улыбки. В мазурке не было интимности вальса, но между молодыми людьми

успела вспыхнуть искра, способная перерасти в прекрасное чувство. Танец завершился, и

Зорин повел девушку к отцу, так полагалось этикетом.

– Мария, Вы прекрасно танцуете, я мечтаю кружить вас в танце весь вечер.

– Благодарю Вас, Павел.

Машенька не скучала ни минуты, она танцевала и с Писемским, и с Зориным, и даже

Калугин, проводивший вечер в разговорах и играх, пустился с ней в пляс. Она была

прекрасна в движении, в ней не было наигранности и жеманности. Ее отец смотрел на

дочь с нескрываемым восхищением и гордостью.

– Я так рад за нее – сказал он в беседе кудрявому мужчине в военной форме, видимо

давнему приятелю, – она так похожа на свою мать, та же легкость, та же искренность. По–

моему, на этом балу нет никого счастливее ее. Вот бы так всегда! Как бы я хотел, чтобы

вся ее жизнь была безоблачной и счастливой, как этот вечер.

– Все мы желаем своим детям лучшей доли, мой друг, я думаю, судьба будет благосклонна

к Марии, девочке и так пришлось много пережить, она рано осталась без материнской

ласки.

– Представляешь, кого я сегодня повстречал на балу? Сына Владимира Зорина, того

самого, что был влюблен в мою Дуняшу. Он танцевал с Машенькой ее первый танец.

– Вот уж действительно, пути Господни неисповедимы.

Смолкли звуки котильона, и гости стали покидать дом.

Сначала я попросил Мафусаила проследовать за Павлом. Всю дорогу он молчал и о чем–

то думал, я был уверен, что его мысли заняты Марией Евгеньевной Муромской. Мои

догадки подтвердились, едва он переступил порог богатого дома. Павла встретил высокий

мужчина с сединой на висках и шрамом на правой щеке, одет он был так, будто только

встал с постели.

– Павел, ты прибыл! Знаешь, я до сих пор не сомкнул глаз и уже сто раз пожалел, что не

принял приглашение и не отправился на бал с тобой, мне кажется, я пропустил что–то

интересное.

– Да, дядя, вечер был занятный. Я не ждал ничего интересного от этого провинциального

бала, мне казалось, он померкнет в сравнении с пышными балами Петербурга, но я

ошибался. Я нашел здесь подлинный алмаз. Я танцевал с девушкой, не похожей ни на

одну, из тех, что я знал раньше. В ней нет столичного шика, ее манеры не так изысканны,

но в ней есть что–то большее. Мне хотелось ее защищать и оберегать, каждый раз, когда я

выпускал ее из своих объятий, меня посещало чувство потери. Я был готов сегодня же

просить ее руки!

– О, да ты влюбился, у тебя глаза горят! Запомни, любовь – это опасно. Ты еще слишком

молод для серьезных чувств. О женитьбе тебе и думать рано. Я в твои годы гулял и

веселился, мужем стал в тридцать два года и ни о чем не жалею. Я познал много женщин и

мне есть, что вспомнить. Только представь себя такого молодого и полного жизни,

любимца дам и повесу в заботах о семье и детях, все веселье испарится из твоей жизни и

уступит место однообразным будням.

Мне хотелось вмешаться в разговор, но я естественно не мог это сделать. То, что говорил

дядя Павла было для меня дико. Он предлагал юноше наслаждаться множеством связей,

вместо одной, но основанной на любви. Я был уверен, что Павел примет единственно

верное решение и поспешил его покинуть, мне хотелось увидеть Марию. Мафусаил

исполнил мою просьбу, и мы оказались в спальне барышни. Маша была не одна, молодая

девица на вид лет семнадцати помогала ей переодеться и причесаться.

– Барыня, вы прям вся светитесь, пожалуйста, расскажите мне о бале, я так ждала вас,

мочи нет, как интересно все услыхать.

– Ой, Полинка, какой волшебный вечер! Красивый зал, раз в пять больше нашего,

оркестр, изысканные угощения, наряды некоторых дам были достойны императрицы, но

две женщины нарядились так, что я чуть не прыснула: юная наследница Иннокентия

Малышева была одета в безвкусное платье, наверняка из Парижа, но то, что сейчас на тебе

намного элегантнее. А на нашей соседке Елизавете Сергеевне Малининой было платье

нелепой расцветки, когда она танцевала, то была похоже на павлина, и мне казалось, что ее

длинный нос задевал соседние танцующие пары.

Девушки залились смехом, а потом Маша, все еще смеясь, продолжила:

– А старый хрыч Анатолий Калугин танцевал, как медведь – и девушка встала и начала

передразнивать миллионера – старался произвести на меня впечатление, тоже мне, жених.

На миг Мария задумалась и в ее голосе появилась нежность:

– Но был среди гостей, такой, о котором я мечтала: высокий, светлый, глаза, как два

океана, такой сильный, мужественный. Мне кажется, он приходил ко мне во снах.

Представляешь, первый мой танец был с ним. А имя, какое прекрасное – ПАВЕЛ. Ох,

Полька, кажется, я влюбилась по уши.

– Барыня, а может это потому, что вечер был сказочно хорош, вы впечатлились и вам

причудилась любовь?

– Нет, Полюшка. Что–то мне подсказывает, что мы с ним еще встретимся, мне думается, я

тоже пришлась ему по душе. Ну а теперь мне пора спать, помоги мне раздеться и ступай.

Мафусаил потянул меня за руку и сказал, что негоже пялиться на обнаженную девушку. Я

начал вновь допытываться у ангела, что же я сотворю такого, за что понесу наказание, но

он молчал, как рыба. Сообщил лишь, что здесь мы задержимся дольше, чем у Волкова,

одного дня нам будет явно недостаточно.