Александр Лекаренко - ЛЕГИОН

Воры и аферисты мне были интересны, с некоторыми из них я приятельствовал. Один бригадир напёрсточников оказался бывшим афганцем. У меня был настоящий друг – старый фальшивомонетчик, сидевший ещё при Сталине. Я обнаружил, что самой никчемной частью криминального мира являются убийцы и, в особенности, киллеры. Киллеры брались убить человека за три копейки и не могли справиться, убийцы плакали на допросах. Немногочисленные случаи, когда я получал удовольствие от самой грязной части ментовской работы – выбивания показаний, приходились как раз на эту человеческую мразь. Воры никогда не плакали, поднять руку на фармазона было просто невозможно.

Вымогать деньги мне всё ещё было стыдно, но я научился принимать плату за хорошо сделанную работу. Нашёл угнанную машину, - получи премию. Нашёл партнёра, сбежавшего с чужими бабками, - получи процент. Один деятель даже подарил мне «жигуль», за такое дело.

Моя работа пришлась на такой момент, когда старое время уже заканчивалось, а новое ещё не наступило. Но, когда новое время понеслось вскачь, в милиции всё начало сыпаться под его копытами. Старые опера уходили, на их месте появлялись какие-то непонятные люди, единственной целью которых было – «бабло». Они не были похожи на ментов. Они не были похожи на воров. Они были похожи на швейцаров. Они были жадными, мелкими и корыстными. Работать они не умели, выбить деньги или показания они не умели, зато умели принимать чаевые. Разговоры в конторе шли уже не о работе, не о бабах, не о выпивке. А только о том, какой «крутой» кого посетил и сколько дал от своей «крутости». Они шуршали за закрытыми дверями своих кабинетов, как крысы, делиться они не умели, в конторе воняло крысами.

Однажды, выходя из фотолаборатории, я услышал властный стук шагов и подобострастный шумок. Двое моих «товарищей по палке» смотрели в кашемировую спину человеку, удалявшемуся по коридору, и шушукались: «О-о-о, это Иванов, Иванов!» Человек по-хозяйски распахнул дверь в следственный кабинет и вошёл. Я успел увидеть профиль моего друга детства и сокурсника, Сашки Иванова.

Я заперся в своём кабинете, сел и задумался. Что я тут делаю? Я работал всерьёз и на износ, но в глубине моей души, всегда таилось чувство, что это только игра и декорации сменятся сами собой. Но, ничего не менялось, это тянулось уже семь лет, я заигрался, я стал игроманом. Что я тут делаю, за этим обшарпанным столом? Ведь по происхождению, по воспитанию, по образованию, по уму, наконец, - я был на десять голов выше, тех мелких ментов, которые меня окружали. Это мне они должны были смотреть в мою кашемировую спину и низко кланяться. Что-то было не так.

Переломный момент в моей милицейской судьбе произошёл после встречи с Танитой.

Я забрёл на цыганский посёлок, чтобы выцепить мелкого урку, спрыгнувшего с подписки о невыезде. Возле ворот дома сидела древняя старуха, которая на все вопросы только мотала беззубым ртом. Я без спросу толкнул калитку и вошёл во двор.

Там кругом были розы. Навстречу мне по дорожке шла женщина. Она была одета во что-то цветное, но не по-цыгански. У неё были длинные чёрные волосы с серебряными нитями и яркие серые глаза. Я начал напористо задавать вопросы. Она молча указала рукой на стол и скамейки под яблоней. Мы сели. На столе стоял медный самовар. Больше я ничего не помню.

Я обнаружил себя уже идущим по улице к своему райотделу. Зашёл к себе в кабинет, начал заниматься какими-то бумагами. Под конец рабочего дня, сунул руку в карман и нашёл там пачку денег. Их было ровно столько, сколько мне требовалось, чтобы отдать долг. Тогда я вспомнил, - ровно до самовара. Потом был провал.

Ночь я не спал, всё думал, как это могло произойти и что вообще произошло.

На следующее утро я снова был на посёлке. Бабка сидела, как привязанная. Я вошёл внутрь. Ни в доме, ни во дворе никого не было. Я попытался расспросить соседей. Тот, кто пытался задавать вопросы на цыганском посёлке, меня поймёт. Глухо, как в танке.

Голова 8.

Но, я был упорен. Я приходил каждое утро, каждый вечер, каждый день. Каждый раз, дом был пуст. Каждый раз, я приносил бабке гостинец: кулёк конфет, чекушку, пачку сигарет. Наконец, наступил день, когда я толкнул калитку и нос к носу столкнулся с Танитой. Я знал имя, хотя и не помнил, откуда.

- Ну, что ты хочешь? – сказала она.

Я растерялся и ляпнул первое, что пришло в голову:

- Погадать хочу.

- Ты не хочешь, - сказала она.

- Ну, хочу научиться, - поспешно сказал я.

- Тебе нечему учиться, - сказала она.

- Долг хочу отдать, - сказал я.

Это был мой последний аргумент. В кармане у меня, действительно, лежали деньги.

- Ты уже ничего не должен, - сказала она.

Я начал заводиться. Я был серьёзный опер, мужчина и боец. Я её соплеменников по полу размазывал у себя в кабинете. А эта цыганка разговаривала со мной, как с холопом.

- Я хочу…, - угрожающе начал я, не зная, как продолжить, но готовый кончить криком и матом.

- Чтоб хуй стоял и бабки были, - сказала она.

Я опешил. Это настолько соответствовало уже слышанному и всему моему способу жизни, что прозвучало, как треск дубины по лбу.

- Так и будет, - сказала Танита, - ты меченый. Но выше тебе никогда не подняться. У тебя кровь в глазу. Уходи.

Я повернулся и ушёл.

Но, освободиться от неё я так и не смог. Она выглядела старше меня лет на семь. Она выглядела холодной. Но, моя зацикленность на этой женщине доходила до эротических галлюцинаций.

Через два дня я напился вдрызг и ночью приехал на цыганский посёлок. За поясом у меня был пистолет. Я готов был ломиться в калитку, но она распахнулась от первого толчка. Я двинулся к дому.

- Иди сюда, - раздался голос из темноты.

Танита сидела на скамейке под деревом.

- Садись, - сказала она. – Ко мне не притрагивайся. Тебе надо уходить с этой работы. У тебя есть ещё год. В это время можешь делать, что хочешь. Но, потом тебя убьют или ты сядешь. Держись подальше от воды и от оружия. Твоё оружие опасно для тебя самого. Иди домой и ложись спать. Не пей. Вода, водка и железо опасны для тебя. Утянут на дно, утонешь. Ещё год, делай что хочешь, тебе ничего не будет. Потом срок выйдет. Уходи теперь, нигде не задерживайся, ложись и спи.

Всё оказалось правдой.

Огонь борца за справедливость во мне отгорел полностью, та ночь погасила последнюю искру. Я пустился во все тяжкие. Я не просто брал взятки, - я нагло дербанил их. Я даже торговал изъятой наркотой. Я мог бы стать богатеем, если бы деньги не утекали сквозь мои пальцы, как вода. Деньги тоже были моим врагом. Чем больше их было, тем хуже становилось мне, и тем хуже становился я. Я грабил грабителей прямо на улице и залазил в карман карманным ворам. Я принуждал и без того потерпевших гражданок, к половому акту в извращённой форме прямо у себя в кабинете. Вокруг меня все делали то же самое, только не так нагло. Но, они падали, как кегли: умирали, спивались, садились в тюрьму. А мне было, хоть бы хны. Какое-то время, я даже продолжал числиться в передовиках розыска. Но, я не внял двум предупреждениям, - не бросил пить и не исполнил срок. Поэтому, когда срок исполнился, я сам оказался в розыске, сидящим на волгоградском вокзале, полупьяным и без копейки денег.