Александр Немировский - История Древнего мира. Античность. Ч.1

Войны обогащали карфагенскую знать, крупных землевладельцев и торговцев. Но сами они за оружие не брались. Сияние золота в сокровищницах было для них приятнее блеска отточенного клинка. А в Греции, Иберии, Египте было немало людей, не имеющих средств к существованию и готовых на любой риск за серебро. Так в Карфагене появляются отряды наемников. Конечно, им безразличны были интересы Карфагена. Наемники воевали и повиновались военачальникам, пока им платили. Управление наемным войском было искусством, которым владели лишь немногие карфагенские военачальники.

Золото и серебро наемники получали из рук полководца. Если бы полководец вздумал приказать им идти на Карфаген, они бы выполнили и этот приказ. Поэтому карфагенская знать с большим недоверием относилась к выдающимся полководцам, опасаясь, как бы они с помощью наемников не захватили власть.

В VI—IV вв. карфагеняне особенно часто воевали с греками. С Римом они в это время поддерживали дружественные отношения. «Быть дружбе между римлянами и их союзниками карфагенянами» — гласило начало первого договора Рима с Карфагеном, заключенного в 509 г.

140

Так же, как в Риме, Афинах и других полисах Греции и Италии, в Карфагене имелось многочисленное население из других городов (особенно греков и этрусков). В одной из этрусских надписей, найденных в Карфагене, обитающий в городе этруск называет себя карфагенянином. Но такие «карфагеняне» политическими правами не обладали, как и афинские метеки, спартанские периэки и первоначально римские плебеи.

Вокруг Ликурга. Античные авторы много занимались описанием полисов Средиземноморья — греческих, финикийских, этрусских, италийских. Однако становление полиса, могущее объяснить их специфику, было для них загадкой, ибо в их распоряжении находились лишь пережитки полисной старины и легенды о древних царях-законодателях, «отцах» полисов. Таковы были для Афин — Тесей, для Спарты — Ликург, для Рима — Ромул и Нума Помпилий, для Карфагена — царица Дидона.

Анализ этих легенд наукой нового времени показал, что они сформировались в период расцвета полисов для объяснения их ранней истории, хотя сами цари и законодатели могли быть историческими лицами.

Наибольшие сомнения вызывает историчность фигуры Ликурга. Плутарх, написавший его жизнеописание, признается, что невозможно сообщить о нем ничего строго достоверного и даже неизвестно время его жизни. Из рассмотрения Плутархом мнений предшественников по этому вопросу ясно, что время жизни Ликурга относили к промежутку от возвращения Гераклидов (дорийского переселения) до начала олимпийских игр, т. е. от XI до VIII в. до н. э.

И тем не менее «биография» Ликурга вплоть до его удаления в Дельфы описывается с такой детализацией, словно это историческое лицо, и даже приводятся тексты его ретр (постановлений), первая из которых гласила: «Писаные законы не нужны». На этом основании Ликург стал трактоваться учеными как божество света круга Аполлона, а легенда о нем почти единодушно рассматривается как образчик политического мифотворчества, с помощью которого в аристократических кругах Греции укоренялся взгляд на Спарту как на полис с идеальным устройством.

Но когда возникла социально-политическая система Спарты, приписанная неисторическому персонажу? Конечно же, не в период, к которому в древности относили жизнь Ликурга. В этом у большинства исследователей, занимающихся этой проблемой более полутора веков, нет сомнений.

Однако недавно появилась и особая точка зрения, согласно которой «ликургова конституция» возникла не в результате последовательного развития спартанского общества вслед за дорийским завоеванием, а после Мессенских войн первой половины VI в. в результате политического переворота. Эта гипотеза опирается на археологический материал, выявившийся в ходе раскопок Спарты в 1906—1910 гг. Он свидетельствует о высоком развитии художественного ремесла, который не согласуется с обычными представлениями о суровой жизни спартанцев во времена Ликурга. Но может ли быть истолкован высокий уровень ремесленного производства как хронологический показатель превращения Спарты в казарменное государство?

141

Ведь известно, что сами спартанцы ремеслом не занимались и в жизнь подвластного населения илотов и периэков не вникали. К тому же легенды, в том числе и политические, и археологические находки — это памятники разного уровня, и их совмещение при отсутствии других источников обычно дает лишь негативные результаты.

Должна быть исключена возможность введения ликурговой конституции в результате единовременной реформы, тем более VI века, на который падает реорганизация этой конституции в сторону ее ужесточения для противодействия разрушительным экономическим и социальным процессам и движению греческого мира к демократизации (введение эфората в середине VI в.).

Спартанский полис развивался по тому же пути, по которому следовали отсталые полисы Фессалии и Крита. Начало этих полисов — превращение завоеванного местного населения в государственных рабов.

Источники*.При изучении Греции VIII—VI вв. впервые появляются источники, современные эпоха формирования греческих полисов и расширения полисного мира. Для VII в. — это поэма Гесиода «Труды и дни», отразившая напряженную атмосферу изменившегося мира с пришедшим на смену равенству разделением на «сильных мира сего» и «простых смертных», страдающих от несправедливостей и обезземеливания. VI в. нашел эмоциональный отклик у тех из поэтов-лириков, чья судьба оказалась связанной с политическими переменами в их полисах. Это Феогнид из Мегары, аристократ, обрушивавший нападки на тирана и поддержавший его демос; это митиленский аристократ Алкей, создавший целый цикл «песен борьбы»; это Тиртей, в военных маршах которого вырисовывается идеал военизированной Спарты; это Архилох, по личному опыту знавший, что такое нелегкий ратный труд наемника; это, наконец, Солон, запечатлевший в стихах смысл своих преобразований.

Возникновение греческой историографии совпало со временем, когда большая часть истории Греции фокусировалась вокруг Афин и Спарты, и поэтому именно на них было сосредоточено внимание дошедших до нашего времени греческих авторов, в чье поле зрения могли попадать, а могли и не попадать другие полисы. Исключение составляет лишь Самос — благодаря тому восхищению, какое испытал Геродот перед монументальными сооружениями, возведенными на острове во времена Поликрата.

Прошлое Афин и Спарты занимает значительную часть «Истории» Геродота. В соответствии с общим стилем его труда картина этого прошлого встает красочная, но не всегда надежная. Гораздо более точные сведения содержит сжатый очерк древней истории Эллады в «Истории» Фукидида. Сведения по истории Аттики, которые содержались в утраченных сочинениях историков Аттики (аттидографов), сохранились благодаря тому, что их широко использовали Аристотель в «Афинской политии» и Плутарх в биографиях Солона и Клисфена.