Александр Немировский - История Древнего мира. Античность. Ч.1

Пред тобой сидит, твой звучащий нежно слушает голос...

Лишь тебя увижу — уж я не в силах вымолвить слова.

Но немеет тотчас язык, под кожей

Легкий жар пробегает, смотрят, ничего не видя, глаза,

В ушах же звон непрерывный...

Греческие скульпторы изображали богиню Афродиту по-разному, но все же так, что ее легко можно было отличить и от Артемиды, и от Афины, и от Геры. У Сапфо было столько Афродит, сколько встреч.

Выходец из соседней с Афинами Мегары Феогнид(вторая половина VI в.) — также своеобразная фигура в кругу эллинских поэтов. Став после установления тирании изгнанником и бедняком, он поставил своей целью научить сограждан линии поведения, которая может спасти полис от угрожающих ему бед. Главный источник несчастий для поэта — народ, для которого он находит самые уничижительные эпитеты. Во времена Феогнида были уже и такие выходцы из низов, что успели разбогатеть, но для него нет разницы между бедным и богатым простолюдином. Он возмущен поведением знатных людей, готовых ради наживы ввести в свой дом невесту «дурной породы». С его точки зрения, для полиса пагубны какие-либо уступки демосу, и он призывает давить его, душить и топтать:

207

Крепко пятою топчи простодушный народ, беспощадно

Острою пикой коли, тяжким ярмом придави!

Тиран, пришедший к власти при поддержке демоса, заставляет граждан плясать под свою дудку. В результате этого государство, как корабль, спустив белые паруса, носится во мраке по бурному морю. Умелый кормчий отстранен, а команда даже не вычерпывает переливающуюся через оба борта воду — она занята разграблением корабельного имущества.

Во второй половине трети VI в. при дворе сначала самосского тирана Поликрата, а затем афинских тиранов Гиппия и Гиппарха творил Анакреонт(570—487). Он писал шуточные, любовные и застольные песни, эпиграммы, гимны. Это был поэт легкомысленный, гуляка, и его Эрот, кажется, был сыном не той Афродиты, которую почитала Сапфо:

Бросил шар свои пурпуровый

Златовласый Эрот в меня

И зовет позабавиться

С девою пестрообутою.

Но, смеяся презрительно

Над седой головою моей,

Лесбиянка прекрасная

На другого любуется.

Эзоп и его басни.От поэзии очень рано отделилась художественная проза, первоначально бывшая ее антиподом, языком здравого смысла и рабочих буден. Одним из первых прозаических жанров стала басня , отцом которой считался Эзоп. Рассказывали, будто он был рабом-фригийцем, жившим на острове Самос, прислуживал философу Ксанфу и пользовался любовью самосцев, добившихся его освобождения. Потом он обитал при дворе лидийского царя Креза, видевшего в нем пророка, путешествовал по Вавилонии и Египту, уже в старости посетил Дельфы. Не удержавшийся от разоблачения корыстолюбия жрецов, Эзоп был ложно обвинен ими в воровстве священной утвари и сброшен со скалы. И тогда всевидящий Аполлон, свидетель конфликта между своими служителями и Эзопом, оказался справедлив и покарал Дельфы чумой.

Фигура Эзопа принадлежит фольклорной смеховой стихии, проходящей через всю человеческую историю. В уродливой телесной оболочке горбуна скрыта чистая душа и божественная мудрость, позволяющая видеть уродство окружающей жизни и бесстрашно его обличать. Это прообраз и царя «перевернутого» римского праздника сатурналий (когда рабы и господа на несколько дней менялись местами, а потом раб-царь приносился в жертву), и итальянского паяца, и русского скомороха, и шута мистической колоды карт Тарот, балансирующего над бездной.

208

Но в то же время Эзоп — человек VI века, осознавший антагонизм между демосом и властвующей в полисах аристократией, между религией народной и официальной религией аристократии, простонародной и господской мудростью. Басни Эзопа провозглашали близкое торжество демократии, видевшейся тем, к кому она еще не пришла, царством справедливости. Для прочности этого царства (как и храма) требовалась, по старинному обычаю, искупительная человеческая жертва.

И в жертву был принесен пророк, мудрец и шут Эзоп. Но человечество всегда спотыкается об один и тот же камень и не может избавиться от иллюзий. Через сто лет после того, как в аристократических Дельфах был сброшен со скалы Эзоп, в демократических Афинах должен был выпить чашу с цикутой другой мудрец, Сократ, ожесточивший своих современников не баснями, а неуместными вопросами.

И именно потому, что в мире, по сути дела, мало что меняется, басни Эзопа оказались вечными; уже в древности они нашли подражателей, а через тысячелетия и переводчиков на новые языки. В новые литературы они вошли как создания этих переводчиков — Лафонтена, Крылова. Но, как теперь становится ясно, и у Эзопа были предшественники. Через его божественные уста пропущена не только греческая, но и восточная — египетская, вавилонская и даже древнеиндийская — мудрость.

Человек размышляющий.Перед античным человеком, обитателем долин и небольших островов, чей кругозор долго был замкнут горами и морем, а жизнь заполнена суровой борьбой за выживание, в VIII—VI вв. мир предстал во всем разнообразии природы, во всей пестроте обычаев и верований бесчисленных народов, в том числе и таких, историческая память которых уходила в глубь тысячелетий.

Милетянин Гекатей(конец VI — начало V в.), оказавшийся во время своих странствий в долине Нила, не преминул, представляясь египетским жрецам, похвастаться, что за пятнадцать поколений до него его предки были богами. Жрец, вместо того чтобы обрадоваться встрече с чужеземцем, имевшим такую родню, молча отвел его в подземелье храма и, показав саркофаги с мумиями погребенных там тысячелетия назад жрецов, бесстрастно заметил, что ни один из них не был богом.

209

Подобно Гекатею, переворот в представлениях о богах пережил и Ксенофан(ок. 570—480), уроженец другого малоазийского города, Колофона. В роду у Ксенофана не было богов, но он знал о богах все, что о них рассказали Гомер и Гесиод. Каково же было его потрясение, когда он увидел, что эфиопы почитают богов в облике чернокожих курчавых идолов, а фракийцы — голубоглазых и бледнолицых истуканов. Так Ксенофана озарила мысль, что если б, например, быки умели рисовать, они бы изобразили своих небожителей четвероногими и с рогами.

Ксенофан не стал безбожником. Но он понял, что люди не обладают достоверными знаниями о божественном и что богу, не похожему на смертных ни обликом, ни разумом, всевидящему и всезнающему, нет дела до человека, а потому и людям надо славить бога благочестивой речью и пристойным словом, а не повторять глупые россказни Гомера и Гесиода о титанах, гигантах, кентаврах.