Александр Немировский - История Древнего мира. Античность. Ч.1

Смелая гипотеза Нибура встретила поддержку нескольких энтузиастов, однако в целом получила негативную оценку. А. Швеглер в «Римской истории» (1835 г.) отверг самую возможность существования в Риме эпоса, которую Нибур постулировал на основании сообщений нескольких древних авторов о том, что римляне воспевали на пирах под звуки флейты подвиги предков. Ведь от этих песен ничего не дошло и поэтому неизвестно об их характере, лирическом или эпическом, равно как неясно и то, предки какого времени могли прославляться в этих песнях. К тому же известные нам рассказы о царях и бородатых консулах не допускают возможности существования у римлян мифологии, подобной греческой, воспевавшей богов и героев. Против мнения Нибура, что песни выражали взгляды плебеев, Швеглер выдвинул убедительный довод: главными героями известных нам рассказов эпохи борьбы плебеев с патрициями были не плебеи, а патриции, прославившиеся своей непримиримостью к плебеям. По мнению Швеглера, источником рассказов о событиях V в. были домыслы римских ученых, пытавшихся дать объяснение правовым и политическим пережиткам, равно как и стремление некоторых патрицианских родов создать некое подобие греческих мифов.

250

В конце XIX в. итальянский ученый Э.Пайс и его последователи пошли в критике римской исторической традиции гораздо дальше Швеглера, полагая, что римская история может считаться достоверной лишь с III в. до н. э.

Этот скептицизм по отношению к истории времени этрусских царей в Риме был разрушен археологическими открытиями и этрусскими текстами. Стало ясно, что римские историки, излагавшие события второй половины VI в., пользовались этрусской исторической традицией, опираясь на письменные памятники. Но с освобождением Рима от этрусского владычества исчезает достоверная информация по политической и военной истории Рима и открывается возможность всякого рода политизированных вымыслов. Поэтому доверие к традиции V в., которое присуще некоторым отечественным и зарубежным исследователям, не оправдано. Найдена лишь одна надпись, относящаяся к началу республиканского периода, дающая основание считать, во всяком случае одного из консулов, Валерия Попликолу, историческим лицом, но это далеко не означает историчности и других консулов. Значительные открытия Рима VI в., позволяющие конкретно представить себе роль этрусков в создании римской государственности, ничего не дали для V в. до н. э. Единственным современным эпохе историческим источником, использовавшимся для создания картины эпохи уже Нибуром и Швеглером, являются законы, рисующие общество значительно более примитивное, чем то, которое было в VI в.

Глава 14. ПРОТИВОСТОЯНИЕ СОЮЗОВ

По мере военных успехов Афин в военных действиях против персов Делосский союз постепенно перерастает в Афинскую морскую державу, противостоящую Спарте и возглавляемому ею Пелопоннесскому союзу. Назревает и развивается конфликт между самими эллинами, приведший в конечном счете к межэллинской войне. Вместе с тем обостряются противоречия и внутри возглавляемого Афинами союза, и в самих Афинах, в которых в результате одержанных побед укрепились демократические слои населения, но достаточно сильной оставалась и аристократия, опиравшаяся на поддержку Спарты.

251

Падение Фемистокла.Спарта с напряженным вниманием наблюдала за усилением Афин и возраставшим влиянием Фемистокла, с личностью которого связывали и строительство «Длинных стен», и создание Афинского морского союза. И спартанцы задались целью отстранить его от политики. Это стало возможным, когда на политической арене появился Кимон, сын Мильтиада, увенчанный победами над персами в вотчине своих предков Фракии. Считая, что союз со Спартой — единственное спасение для Афин и всей Эллады, Кимон, прибегнув к остракизму, добился удаления Фемистокла из Афин (478 г.).

Оказавшись в Аргосе, Фемистокл и там не нашел покоя. Спартанцы приписали ему участие в заговоре Павсания, к тому времени казненного за предательство спартанских интересов. Раздраженный неблагодарностью тех, кто был обязан ему решающей победой над персами, Фемистокл прибег к защите персидского царя (465 г.), и Артаксеркс, сын Ксеркса, оказал недавнему противнику гостеприимство и назначил ему в кормление город Магнезию на Меандре.

Восстание илотов.В 462 г. Мессению охватило восстание илотов. О его масштабе и возникшей для Спарты опасности можно судить по тому, что спартанцы решили обратиться за помощью к Афинам. Конечно же, в Афинах было немало тех, кто предпочитал оставить Спарту без поддержки, предвкушая если и не уничтожение, то ослабление давнего врага. Но Кимон сделал все от него зависящее, чтобы склонить граждан к оказанию помощи эллинскому государству, попавшему в беду, и сам двинулся в Мессению во главе четырех тысяч гоплитов. Ожесточение восставших должно было быть сломлено совместными усилиями. Но расчет эфоров на мгновенную победу не оправдался, и вскоре спартанцы дали Кимону понять, что не нуждаются в его присутствии. Это неслыханное в правовой практике древности оскорбление имело своим результатом не только падение Кимона, но и утрату авторитета поддерживавших его аристократов.

Дальнейшая демократизация Афин.На волне недовольства Кимоном выдвинулся его противник Эфиальт. Понимая, что главное препятствие на пути к полновластию демоса — овеянный легендами старины ареопаг, оплот родовой аристократии, Эфиальт готовит его кардинальную реформу. И начинает он с самого простого и доступного пониманию каждого: показывает, из кого состоит это уважаемое учреждение. Один за другим проходят громкие процессы по обвинению в банальном для всех времен существования судов пороке — взяточничестве. Им, как выяснилось, грешили почти все входившие в ареопаг аристократы. Рассеивается ореол, окружавший этот аристократический институт власти. И уже неубедительно звучал голос Кимона, доказывавшего со ссылкой на авторитет Солона, что ареопаг, подобно якорю, удерживает государственный корабль, предохраняя его от бурь и обеспечивая спокойствие демоса. И в 462 г. Эфиальт без труда проводит через народное собрание постановление об изъятии из ведения ареопага всех преступлений, кроме святотатства и умышленного убийства. Ареопагитам остается утешать себя тем, что решения ареопага в отличие от постановлений совета пятисот окончательны и обжалованию ни в гелиэе, ни в народном собрании не подлежат.

252

Ненависть афинских аристократов к реформатору, «опоившему демос неумеренной свободой», как скажет впоследствии Платон, была столь велика, что к нему подослали наемного убийцу. Но инициаторы этого преступления не догадывались, какую угрозу для аристократии таит в себе незаметный в тени славы Эфиальта его друг и сподвижник Перикл.