Уличная магия 3: Турнир (СИ)

– Можем же мы хоть раз хорошенько расслабиться?

– Потратив половину накоплений?

– Да ладно тебе, концерт всё окупит. Пойдем.

И мне не остается ничего, кроме как плестись за сим новоявленным авантюристом. Хотя какая тут авантюра, скорее уж игра в богатых и успешных.

Внутри нас встречает знакомый дизайн. Очень похоже на первоначальный вариант ремонта в квартире Учихи, эдакий современный модерн а-ля потомок графа Дракулы, строгая серость, мокрый асфальт, прямые углы и чистота линий.

Саске выбирает столик с диванчиками, у дальнего окна, прикрытый ширмой с принтом ночного Нью-Йорка. Тут внезапно обнаруживается, что под пальто у него безупречно выглаженная рубашка. А я, как дурак, без задней мысли выперся из дома в самой обычной яркой толстовке.

– Если ты запланировал это заранее, то мог бы меня предупредить. Я бы надел что-нибудь… подходящее.

– Мне нравится, когда ты выглядишь естественно. Так сказать, в своей шкуре.

Когда он проходит мимо, ситуация начинает весело вилять хвостом, ибо следом тянется шлейф до боли знакомого аромата, от которого у меня происходит маленький коллапс психики. Мурашки разворачивают на коже ритуальные танцы, ноги резко подкашиваются. Но в процессе неизящного падения ниц, я успеваю схватиться за крепкое плечо.

– Учиха…

– Нравится? Производитель на время прикрыл эту линию, но спрос рождает предложение, хм.

Я не отвечаю и, грохнувшись на диванчик, сосредотачиваюсь на глубоких вдохах. Не помогает.

– Ты всегда балдел от него, правда? – с невинным любопытством усмехается Саске. Пока его высочество Превосходство делает заказ, я постепенно прихожу в себя.

Моим мнением он особо не интересуется, но я доверяю домохозяину в вопросах еды. Он как никто другой знает о моих вкусовых пристрастиях.

Боже, ну почему этот аромат так убийственно действует именно на меня?

Так, всё, Узумаки, соберись!

– Смотрю тебя накрыло, – Саске подпирает голову рукой, расслабленно наблюдая за тем, как умилительно офранцуженный официант плывет в сторону кухни. – Я рад, что всё еще могу сразить великого Призрака наповал одной маленькой хитростью. Тайное оружие, ха…

– Ублюдок. Вообще к чему ты тут хвост-то распушил, а?

– Завтра важный день. Так, как может случиться что угодно, я хочу… немного продлить этот момент.

– Думаешь, у нас уже не будет возможности беззаботно посидеть вот так, наедине?

От сказанного по шее ползет холодок, но мне удается удержать на лице слабую улыбку.

– Не знаю. Пока есть возможность, почему бы и нет. Тем более, я хотел с тобой поговорить.

– М? О чем?

– О нас. Что мы будем делать дальше, Наруто? У тебя есть какие-нибудь планы?

– Хм… Я хотел бы в отпуск. Куда-нибудь в незнакомое место, подальше от всей этой кутерьмы.

– К морю?

– Нет. Хочу в неизвестные города. Поглазеть на древние памятники. Куда-нибудь. Ты, я и куча иностранцев. Дикарями.

– Звучит здорово.

– А ты?

Официант чинно ставит перед нами бутылку красного итальянского вина и два бокала. Саске молчит, дожидаясь, пока он разольет вино и оставит нас одних.

– Думаю, я тоже хотел бы поглазеть на другие страны. Попутешествовать. Так что наши планы схожи.

– Тогда, за воплощение идей?

– Ага, – Саске мягко касается моего бокала своим и неожиданно дарит одну из тех самых, редких, уникальных улыбок во все тридцать два, с демонстрацией ути-пути-ямочек на щеках.

Всё, я готов, уносите.

– Чел, кто ты и куда ты дел мою занозу в заднице? Ну знаешь, такой, сволочной говнюк, ходит, ворчит и шипит на всех…

– Сегодня я за него, – пожимает плечами Саске. – Он устал шипеть, наверное.

Через двадцать минут мы принимаемся за ужин, болтая обо всякой ерунде. Саске выбрал блюда с морепродуктами, дабы я в полной мере оценил уровень поварского искусства, сравнив его творчество с работой элитного профессионала.

Саске готовит в миллион раз лучше, но мне удается скрыть своё восхищение. Или не удается. Ну, я пытаюсь.

После ужина он тащит меня на крышу. В глазах пляшет озорство и что-то похожее на детство, где шалости становились способом сбежать от больших проблем. Мы гуляем по краю, держась за руки, словно на первом свидании, сидим на выступе, свесив ноги в сторону проезжей части и думаем – каждый о своем и друг о друге.

Ближе к ночи Саске окончательно сносит потолок. Он включает на телефоне какую-то нудную тягучую мелодию, бросает аппарат на бетонное ограждение и вдруг склоняется передо мной в идиотском бабском реверансе.

– Как насчет танца, Ваше Придурковатое Высочество?

– Нет, слушай, верни моего ублюдка, – почему-то краснея, сползаю с нагретого места. И крепко сжимаю его протянутую ладонь. – Ты очень рискуешь, приглашая меня на танец. Хочешь появиться на концерте со сломанными ногами?

Он фыркает и, мягко притянув меня к себе, утыкается в шею. Спокойный темп медляка убаюкивает, и я быстро теряю желание спорить – слишком хорошо…

– Всё в порядке, – шепчет Саске. – Давай просто побудем так еще немного?

– В тебе умирает романтик? – хмыкнув, аккуратно трусь о теплый висок.

Саске чуть-чуть отстраняется, но я первым поддаюсь навстречу и затягиваю сволочь в долгий, мучительно нежный поцелуй. Тепло губ на контрасте с прохладным осенним ветром, на фоне пьянящего аромата, с утроенной силой будоражит моё прихмелевшее сознание.

– Ты лучший, Учиха. Я люблю тебя.

Это срывается с моих губ прежде, чем я успеваю подумать, так что звучит даже чересчур откровенно.

Саске молчит, но выглядит таким серьезным, словно от выражения его лица зависит вердикт строжайшего судьи.

– Не просто. Не просто любишь.

И после этих слов мир для меня меркнет где-то на границах органов восприятия.

– А что же тогда?

Учиха вновь наклоняется к моим губам и шепчет пронзительно, самоуверенно, так, что кровь стынет в жилах:

– Ты от меня без ума.

***

Слияние со сценой – это уникальное чувство. Полное и безоговорочное единство с идеей, ощущение принадлежности делу жизни, истинное волшебство.

На вкус оно как пересахаренный шоколадный пудинг: и тошно, и невероятно, и хочется добавки. Приторная сладость, тающая на языке волнением и незамутненным счастьем, вот что такое сцена.

На ней прошли самые лучшие мгновения моей жизни. Коктейль из дерева, покрытия и чистого теплого света, до отказа наполненный магией, являет собой то, ради чего я существую.

Каждый шаг перед зрителем – это испытание. Кто-то способен возрождаться из пепла каждую секунду, кому-то подобные мучения не по силам. Кто-то ищет в этом избавление, кто-то – выгоду, а мне нужна только любовь.

Десятки голубей разлетаются над головой, аплодисменты звенят в полную силу, и я чувствую искристое, кристальное блаженство. Ради этого стоит сражаться до последней капли крови и умереть, если потребуется, самой страшной смертью.