Уличная магия 3: Турнир (СИ)

Лишь оставшись в одиночестве, я понимаю, насколько ужасна наша шахматная партия. Оказывается, у меня не было возможности выбирать. С самого начала.

Львиная часть моей жизни – заранее спланированный спектакль? Куда еще судьбоносные сволочи засунули свои длинные пальцы?

Пока я верил в чудо, оно было таким реальным.

А разочарование похожее на печаль человека, случайно узнавшего секрет исчезающего слона. Стоило заметить поддерживающие тросики и зеркала – всё волшебство рассыпалось серой грязью.

Что же мне теперь делать с этим знанием? Есть ли смысл пытаться вырваться из ловушки, когда пружина уже сработала?

И зачем всё это, в конце-то концов?..

Когда дверь снова приоткрывается, я готов увидеть там свою смерть, но это всего лишь Итачи. Каким образом он нашел меня и путь к директорскому кабинету, остается загадкой.

– Я не могу дозвониться до Саске. Ты его видел?

– Он пошел тебя искать. Видимо, вы размину…

Тут я вскакиваю с кресла, словно в лицо брызнули кислотой. От резкого рывка оставшиеся на подносе бокалы соскальзывают и рассыпаются у деревянных ножек стола осколками и розовыми брызгами.

– Итачи, скажи, что ты шутишь.

Учиха сначала смотрит удивленно, но постепенно и до него доходит.

– Пошли. Быстрее, давай!

Реальность смазывается в однообразное полотно: коридоры, улыбающиеся люди, знакомые лица, светлые цветные пятна. На нас оглядываются, окликают, кто-то смеется, кто-то бесполезно пытается что-то спросить.

Саске нигде нет.

Паника съедает едва распустившиеся лепестки счастья в моей душе. Усилием воли я заставляю себя остановиться около лестницы на третий этаж, чтобы подумать. Кто мог его видеть? Где он мог задержаться? Что могло произойти?

– Это тебя, – голос Итачи иглами врывается в сознание.

Я беру мобильный, словно в трансе. И уже прижимая трубку к уху, понимаю, что теперь ловушка действительно захлопнулась.

– Бонни, – шуршит мягкий, низкий голос. – Ты знаешь, где меня искать.

– Если хоть один волосок…

– Клайд будет в порядке, если ты не станешь задерживаться. Только старшего не бери, он здесь нежеланный гость.

Гудки.

Короткие, тяжелые, убийственно равнодушные гудки.

Саске…

***

Когда кто-то говорит о счастье, которое у каждого «под носом», за которым «не нужно гнаться», он, как правило, ничего не смыслит в борьбе за место в жизни.

Это ребенок, еще не ступивший на тропинку самостоятельности, с молочным ореолом вокруг губ и блеском чистой наивности в глазах.

Ныть, страдать и жалеть себя в сотни раз проще, чем каждый день просыпаться с улыбкой. Счастье – это работа. Тяжелая, ежедневная, изнуряющая борьба.

Борьба с жестокими реалиями. Борьба с болезнями физического тела, борьба с томлением души.

Будь счастливым!

Кричит тебе очаровательный мир рекламы, психолог и социальный плакат в метро.

А кто-нибудь где-нибудь пытался объяснить, что же это за «будь» такое мифическое? С чем нужно мириться, чтобы «будь»? Кем надо стать, чтобы «будь»? Кого надо найти, чтобы «будь»?..

Каждый для себя решает сам. И каждый сотню раз ошибается.

Отношения, дом, мебель, хобби, работа, дети, отпуск, поиск смысла и ответов.

Маленькая часть сотен путей, где через каждый шаг кровавое пятно от чьего-то разбитого носа. Так и выглядит жизнь – это пятна. И счастлив, пожалуй, тот, за чьими пятками этих пятен больше всего.

Будь счастливым!

«Наруто, пожалуйста, будь счастливым».

Так говорила моя мама, когда думала, что я сплю. Она считала счастье единственной ценной валютой, необходимым жизненным минимумом. Она просыпалась с улыбкой, рисовала с улыбкой, готовила с улыбкой и смотрела на нас так, будто мы – то единственное, ради чего стоит улыбаться.

Машина тормозит у крыльца моего излюбленного ночного клуба, и Итачи, заглушив двигатель, поворачивается через плечо. На его лице удивительное равнодушие – ледяное, пугающее. А я пытаюсь держать уголки губ приподнятыми, хотя они дрожат, а всё остальное тронуто мукой.

Зато теперь я вспомнил самый главный урок моей матери.

За счастье надо бороться. Каждый день, каждую секунду.

– Со мной нельзя, Итачи.

– Я не могу отпустить тебя одного.

– Прости. Я прошу тебя остаться здесь. Возможно, нам придется убегать. Лучше, если кто-то будет к этому готов.

Он знает, что я прав. Знает, и всё равно бьет кулаком в руль от злости.

Это первый раз, когда я вижу Итачи таким.

– Иди. И, пожалуйста, вернитесь целыми. Вы оба.

Старший Учиха прикрывает глаза рукой, и я выскальзываю из машины, пока не увидел его слабости.

Итак, мое единственное оружие – это улыбка.

И я иду навстречу неизвестности, прикрываясь ею, как щитом.

***

Лифт приветливо пищит и распахивается на седьмом этаже. Кстати, почему-то именно сейчас мне приходит в голову, что эти семь этажей, как семь смертных грехов. Похоть – первый, общий зал. Праздность – второй, зал с балконами и барными стойками. Зависть это, наверное, третий этаж, полный комнат местных бандюганов. Гнев – арена…

А этот, верхний, похож на гордыню.

В пыточной меня ожидает Данзо в своем любимом шикарном кресле и темном кимоно. Над ним бесстрастной фигурой возвышается Хаку. Больше в комнате нет практически ничего, словно всё было продано или вынесено в другое место.

– Добрый вечер. У меня к тебе новое предложение, Призрак-кун. Присядь, прошу тебя.

Молча сажусь на стул напротив. Но стоит мне столкнуться взглядом с Хаку, как слова сами слетают с губ:

– Вы ничего не добьетесь, пока я не буду знать, что с Саске.

– Он цел и невредим, – с наигранным спокойствием отвечает старик. – Я хочу рассказать тебе правду, Наруто.

Он разводит сухими руками, улыбается тепло. Эдакий добрый старичок-садовник, протягивающий милой девушке самый симпатичный цветочек с клумбы.

– Всё дело в том, что ты на…

Выстрел.

Я успеваю закрыть глаза, прежде чем капли горячей крови веером рассыпаются в воздухе и окропляют мое лицо.

Когда я вновь поднимаю веки, голова Данзо запрокинута вбок, лицо окаменело в маске наигранной доброты, пустые глаза смотрят прямо на меня и из темного отверстия от пули стекает крупная алая капля.

С другой стороны его череп раскурочен. Видны ошметки и угловатые края разбитой кости.

Зрелище действует на меня предсказуемо. Тело, мозг и душу окутывает темное полотно шока.

Но страха нет.

Хаку делает несколько шагов. Звук отражается эхом, как в каком-нибудь глупом фильме о серийных убийцах в чистеньких смокингах и лакированных туфлях – цок-цок-цок.

Он мягко кладет оружие на шикарную тумбу из какого-то там благородного лакированного дерева, давая мне минуту-другую переварить ситуацию.

Я не могу даже удивиться. Просто предательство. Просто от людей, связанных с Синтагмой, не стоит ожидать ничего другого.