Уличная магия 3: Турнир (СИ)

Я слушаюсь.

Похоже, это и правда конец, да?

Лицо Учихи похоже на треснувшую маску старой фарфоровой куклы. Но даже сейчас он красивее всех живых, которых мне приходилось встречать на своем пути. И красота эта не только физическая – чистый огонь его души горит так ярко, что способен затмить всё вокруг.

Я в окружении трупов, но могу смотреть только на него. И так было бы с любым, не только со мной. Я не особенный и не избранный.

А Учиха кристальнее любой чистоты. Весь такой из себя мрачный, темный, заклинатель змей, иллюзионист-тень, злодейшество зла…

– Тебя… заставили?

– Ранить. Но не убить. Так что… нет.

Мое фальшивое равнодушие срезает поддерживающие тросы. И Саске срывается, зло отбросив пистолет. Хватает за ворот, встряхивает как следует и рычит разъяренным зверем.

Зверь…

Но воспоминание о нашей единственной по-настоящему жестокой драке удерживает от первого удара. А еще он видит, что я не стану бить в ответ. Мне нечего отстаивать в этом споре. Для Хаку я – что-то вроде последней надежды, но для Учихи всё верх тормашками, и что бы я не сказал, это не изменится.

Саске убьют первым.

Я не могу взять его с собой в эту битву…

– Я предупреждал, что остановлю тебя.

– Если я скажу, что так было нужно, ты поверишь?

А было ли когда-то просто? Нет, не было.

Он всё-таки бьет. И я впервые узнаю, каково это, когда Саске не жалеет и не контролирует силу. Он мог бы вырубить меня с одного такого удара, но, благо, попадает в острую кость скулы.

Когда я нахожу силы, чтобы открыть глаза, он стоит, согнувшись пополам. С кончика носа капают прозрачные капли, руки сжаты в белые кулаки и теперь тоже перепачканы.

– Нет…

– Отойди от него, Учиха.

Как только в наш разрушающийся мир пробивается чужой голос, во мне активируется аварийная система тревоги. Я узнаю и тембр, и интонации, но рефлекторно прикрываю Саске собой, даже зная, что опасность никому не грозит.

– Опусти пушку, Хидан, – не знаю, откуда у меня берутся стальные нотки в тоне и почему вдруг становится так легко говорить. – Он не опасен.

Хидан переводит цепкий взгляд на мертвое тело Хаку, которое я, как мог, привел в порядок.

– Значит, всё кончено.

Затем он смотрит в мою сторону. Между нами возникает понимание. Полное и безоговорочное. Он – из моей новоиспеченной команды, скорее всего, тот, кто должен ввести в курс дела. Или что там Хаку мог ему поручить…

– Хидан, у меня задание для тебя, – я не хочу видеть Саске после того, как скажу это. Поэтому отворачиваюсь и отхожу в сторону Данзо, навечно застывшего с нелепой улыбочкой на морщинистом лице. – Уведи его отсюда. Внизу с левой стороны стоит машина, там ждет Итачи.

– Наруто? – этот сиплый, сдавленный хрип наверняка будет сниться мне в кошмарах. В тех же, где у людей из плеч растут ветки, где цепями звенит тишина и заточен психослед Хаку.

Сжав руки до боли в пальцах, мне удается перетерпеть спазм в груди.

– За его безопасность ты отвечаешь головой.

Наконец, я собираюсь с силами, чтобы обернуться.

– Ты…

– Я остаюсь.

– Что?..

– Я остаюсь. Здесь. Ненадолго, но, я думаю, у меня есть пара часов, пока информаторы не прознали о смерти Данзо и Хаку.

– Уже, – вмешивается Хидан. – Большая часть руководителей еще не знает, что произошло, но информация уже поползла. Здесь нет камер, но есть взломанная прослушка. Остановить это невозможно, так что нам пора, пока есть шанс скрыться.

– Что значит «остаюсь»?! – Саске цепляется за слова, просто потому, что зацепиться больше не за что. – Ты… что?..

– Хидан.

Преступник без особого труда скручивает Учиху в относительно безопасном захвате, чтобы не вырывался по пути из здания. Мне приходится наблюдать за этим, но лучше так, чем не видеть совсем…

Вдруг это самый-самый последний раз?

Саске думает о том же. Мы вообще стали думать почти одинаково за то время, что были вместе.

Столько ошибок было совершено. Столько носов разбито и крови пролито…

– Наруто!

Он кричит и упирается, но Хидан всё-таки сильнее. Мне ли не знать.

Перед тем, как исчезнуть за поворотом к лифтам, Учиха сбрасывает все маски и, кажется, готов умолять. Готов всё мне простить – и убийство, и этот спектакль, и наигранное равнодушие.

Наши взгляды отчаянно сцепляются. Будто тело за душу и душа за тело – в момент смерти. Это агония. Конвульсии.

Жалкие попытки.

Если бы я только знал, что такую боль можно испытать, я бы выбрал другой способ умереть.

Наигранное равнодушие…

Весь мой ублюдочный костюмчик рассыпается в пыль, стоит ему пропасть из поля зрения. Болью прошибает всё – живот, грудь, то место, где должно быть, рвется моя душа. Я даю себе слабину, дождавшись, когда звякнет лифт, и затихнут звуки борьбы.

Как хорошо, что в этой комнате звукоизоляция.

Как хорошо, что никто не слышит мой крик.

Такое выдержать не каждому под силу – это хуже, чем отрубленная конечность или обнаженные нервы. Это смертный приговор, с моей подписью и печатью. Будет приведен в исполнение… как только я закончу то, что начал Хаку.

Как только я переверну вверх дном, разложу по кирпичикам и перетру в пыль всю эту гнилую систему человеческой купли-продажи, грязных денег и больных на всю голову руководителей.

А пока я могу только рыдать и душить в себе желание сорваться, чтобы сейчас же догнать его и, обняв до хруста в руках, уверить в том, что это глупая шутка. Это была шутка, да, совершенно точно…

Но это правда.

Правда.

Иллюзий больше нет и быть не может. Никаких фантазий. Никаких фокусов. Никакой доброй лжи.

Единорогов не существует.

Любви не существует.

И меня тоже нет.

Но я так хотел быть сильным…

***

– Ты расскажешь мне правду?

Хидан откладывает влажную серо-красную тряпочку, которой пытался оттереть пятна со своих пальцев и слабо усмехается.

– Я не умею плести паутину из слов, как эти чертовы ретрансы. Так что придется тебе потерпеть.

– «Чертовы»? Их было много?

Кивнув, Хидан быстро проверяет стык в темных бархатистых занавесках, прикрывающих салон джипа от внешнего мира. Ему явно нечем занять руки.

– Хаку тоже. Только он был намного хуже. Он вообще был… намного хуже их всех. Сначала Сасори – сосунок без тормозов, потом Итачи, потом Дейдара, потом Хаку. У Данзо было много приближенных, но эти выделялись особенно – то своим умом, то хитростью, то долбанутостью на всю голову. Ладно, суть не о том… ты ведь правды хотел.

– Почему ты согласился помогать мне?

– Сразу перед вашим возвращением в Синтагме кое-что произошло. У Данзо была одна отличная точка по продаже душ. Мягко говоря, это и была центральная казна, – но кто-то настучал в нужное место, и ларек накрылся тазом, а репутация Данзо – ссаной тряпкой. Власти начали суетиться, появились подозрения и шевеления, которые могли повлечь за собой полный крах, но старперу, как всегда, удалось вовремя сунуть конец в воду. Никаких доказательств, никаких свидетелей, даже здание было взорвано – он стер пыль со стола вместе со столом. Начался активный поиск виновника или зачинщика. Другими словами, чистка. Шею мыли всем, и я не исключение. Как ты мог заметить, клуб перестал принимать посетителей, а личные разборки с вами, Зецу, Элифесом, Властями, Учихами, Сенджу и их Банком временно потеряли статус важности. А ты думал, почему вас с Саске до сих пор не размазали по стеночкам ровным слоем? У Данзо были проблемы посерьезнее, так что он доверил эту часть ответственным лицам. Поиск крысы – Нагато, геев-фокусников – Хаку, Элифес и Сенджу – Кисаме и Мифунэ. Но старика уже накрыла паранойя. Он по-громкому ехал с катушек, убивал и пытал всех подряд. Последней каплей стала продажа Яхико. Да-да, он просто сунул ему розу, объявил крысой и продал, пока рядом не было Нагато. Ниточка привела к Мадаре, но это уже и не важно – мы поняли, что находимся в опасности и всё это пора сворачивать. Хаку взял на себя роль поводыря, готового разрушать изнутри ради сохранности чужих шкурок. За последнее время он нажил столько врагов, что попадись кому-нибудь из них, то непременно оказался бы на сковороде. Его бы снова сделали рабом.