Уличная магия 3: Турнир (СИ)

В два удара сердца всё встает на свои места. Один-единственный вопрос заполняет мое естество, словно по венам текут слова.

Что? Что?

– Что?

– Прости, ладно? Это был самый сложный фокус в моей жизни. Куча смертей. И одна разрушенная судьба. Но…

По подбородку Хаку течет темная капля, но он продолжает говорить, как ни в чем ни бывало:

– Но ты можешь это сделать. Отказаться от себя ради спасения чужих жизней. Только ты.

– Чьих?

– Тысяч таких, как я. И Итачи. Рабов. Пленных. Они все были живые. Ты понимаешь, Наруто?.. Живые… а они… они резали нас. Они заталкивали в нас свои Розы, веря, что могут победить одной только силой. Но ничего не вышло. Хах… а я ведь его вытащил. Я смог убедить Данзо, что Итачи нам нужен. Смог спасти… хотя бы его.

Хаку сглатывает и прикрывает глаза, смаргивая влажную пелену.

– Это очень тяжелое бремя. Но у тебя будет команда. Я позаботился об этом, – его губы на секунду трогает улыбка. – Команда отличных орудий. Лучших из лучших. Но отныне тебя, Узумаки Наруто, больше не существует.

– Почему я? Почему не ты?

– Я больше не могу бороться, – остаток улыбки стирает чудовищная мука. Это первая сильная эмоция, которую я вижу на этом удивительно красивом лице. – Я устал. Так устал… Понимаешь, ты… больше некому. Кто-то же должен. Кто-то чистый. Кто-то упрямый, с несгибаемой волей.

– Я не такой…

Хаку кладет голову мне на плечо.

– Такой. Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Я наблюдаю так давно, что изучил даже твои привычки. А ты же прозрачный, Бонни…

– Как давно?

– Когда-то ты пригласил меня к себе за стол…

Вспышками из моей памяти появляется юноша с Бала Элифеса. С того самого, где Саске впервые появился в образе Жемчужинки.

Лисья маска.

Он образовался в моей жизни гораздо раньше, чем я думал. Чем я мог себе представить.

– Неужели нельзя было обойтись без… всего этого?

Хаку снова выпрямляется. Его лицо белее снега. Я не заметил, как много крови вылилось из раны.

И не смог бы.

Меня просто не существует.

– Смерть – это лучшее, что ты можешь для меня сделать.

Когда он поднимает глаза, мне кажется, что мир вот-вот перевернется вверх тормашками. Он пережил такие ужасы, что смерть кажется ему сказочным королевством отдыха.

Тонкие брови сходятся вместе, дыхание Хаку сбивается.

– Всё. Это больно. Пока я еще могу, слушай… Теперь ты должен измениться. Саске – твоя ахиллесова пята. Его убьют первым. У тебя не должно быть никаких слабостей. Ты же знаешь, что одна спасенная жизнь стоит сотен разрушенных судеб. Всё это – стоит. Вся эта… ложь. Ты обещаешь спасти их всех? Всех до единого?

– Хаку? Нет… я…

Он слабеет, опадает на меня, обрушивается на плечи, на руки.

– Пусть моя пуля станет символом твоей непоколебимости. Обещай.

– Да. Я смогу.

Его пальцы начинают дрожать. Лицо снова искажает чудовищная мука.

– Пожалуйста, сделай это.

– Нет. Нет…

– Тебе придется убивать. Не раз и не два. Я твой учебный… полигон. Взлетная полоса. Учись стрелять из жалости. Отныне и навсегда ты больше не имеешь права быть слабым.

В неловком порыве он вытаскивает пистолет из густой лужи крови.

– Ты же не станешь наблюдать, как я делаю это сам?

Вкладывает в мою руку. Находит в себе силы поднять голову и посмотреть понимающе, с мудрой теплотой. Я позволяю ему обнять меня до боли, до дрожи в мышцах.

– Знаешь, я никогда не любил. Но, мне кажется, это было близко…

Хаку касается моей щеки губами. На коже остается холодок металла.

Последние слова он вышептывает сквозь болезненные стоны.

А потом я нажимаю на курок.

И пока затихает его пульс, в моем сознании, словно на повторе звучит страшное, тяжелое, последнее:

«Я сделал всё это только ради тебя».

И больше ничего не остается.

========== О неудачном дне ==========

Я хотел быть сильным.

Хотел быть на шаг впереди. Хотел заранее знать дорогу, по которой собрался идти впервые. Найти лазейки, преодолеть препятствия, обойтись малыми жертвами ради большой победы. Но, если подумать, с самого начала у меня не было шанса найти этот путь. Всё познается кровью, и земной ад – не исключение.

Я хотел быть сильным.

Сильнее всех. Всегда.

Это мой навигатор, вектор, направление, стрелка компаса и звездный ориентир. Не сдаваться. Не опускать руки. Быть сильным. Но на моих ладонях чужая кровь. А значит, один из выбранных поворотов привел к тупику. И оказавшись один на один с непреодолимой стеной я слабее, чем когда-либо.

Обрывистый звук шагов звучит пугающе-спокойно.

Наши глаза сталкиваются и правда рассекает трещиной то, что называлось… а, впрочем, у этого до сих пор нет подходящего названия.

Из его разбитой губы течет по подбородку. С моих рук капает на пол.

Красное.

Под тревожной темнотой глаз залегли страшные тени, волосы облепляют лицо скомканной черной паутиной. Он не удивлен. Не испуган, не шокирован даже. Просто… ранен.

Саске выдыхает тяжелый воздух, сглатывает и на мгновение прячется под светлыми веками. Давит любые эмоции. Если он даст им волю, страх разрушит то, что осталось.

Я понимаю. Понимаю всё: проблеск бешенства в ледяной решительности взгляда, пустой глазок нацеленного на меня оружия и дрожащие плечи. Понимаю и волнообразные приступы боли, накатывающие ударами, словно в самый суровый шторм. Потому отвечаю прежде, чем Учиха успевает спросить.

– Я убил Хаку.

Какая-то невидимая струнка рвется. Рвется, звенит и разлетается на мелкие жалкие кусочки.

Саске опускает взгляд вниз, на моё окрашенное в алый концертное одеяние. И спрашивает медленно, тихо, по слогам:

– Что произошло?

Он знает, что я не стану ничего объяснять. Он слишком умён, чтобы питать какие-то эфемерные надежды. Саске, в отличие от меня, никогда не ждал подходящего момента, милости с неба и удачных дней. Так что и сейчас он спрашивает только потому, что должен хоть что-то сказать. Хоть как-то зацепиться за реальность.

Но это чертовски больно, верно?

Как соленым крюком под сломанные ребра.

– Ты не сможешь. Ты не сможешь выстрелить. Так что не надо, Саске.

Пришибленный и замороженный, он начинает оттаивать. Точнее, таять. У нас ведь еще не придумали безопасного способа вернуть в относительно живое состояние человека из морозилки?

Интересно, кому с ним пришлось драться? Хидану, Кисаме? Или, может, Нагато? Кто сейчас лежит без сознания в той комнате, где он пришел в себя?

– Я предупреждал тебя, – сдавленно выдыхает Учиха. – Предупреждал…

– Ты хотел бы выстрелить. Но не сможешь, – я позволяю себе запрокинуть голову и полной грудью вдохнуть отвратительный запах свежей крови. Почему я даже тошноту не чувствую? Раньше ведь терял сознание…

– Посмотри на меня, Наруто.