Борис Мир - Данэя (СИ)

Хотелось ли Йоргу когда-либо приласкать ребенка, как спросила его тогда Рита? Видела бы она, как остекленели глаза великого генетика! Ведомы ли ему вообще какие-нибудь радости, кроме занятий генетикой? Едва ли!

А впрочем, один ли он такой? Ведь и Дан когда-то вел похожий образ жизни. Кстати, Рита говорила, что Дан прекрасный музыкант, играет на старинном инструменте – скрипке. Любит более всего старинных композиторов, особенно Бетховена. И Йорг тоже любит музыку, и тоже – старинных композиторов, в первую очередь Вагнера.

Может быть, таким и должен быть очень крупный ученый? Может ли он, мальчишка, докторант, для которого физические радости ещё преобладают над духовными, стать со временем таким же? По сути, только так, отрешившись от всего, что мешает, можно служить науке, создавать нечто весомое. И для этого надо заставить себя стать сильным.

А то, что испытывает он, находясь с Ритой, лишь ослабляет его. Хочется подольше быть вместе, и о работе, о деле думать тогда трудно. И главное: не хочется возражать ей!

Возмутительная слабость: необходимо избавиться от нее, иначе... Ну да, иначе раскиснешь. Как бы не так!

Необходимо что-то предпринять – немедленно. Хватит тянуть – политика выжидания приведет лишь к тому, что враждебные идеи проникнут слишком глубоко: они начинают действовать даже на него, ближайшего ученика Йорга.

Всё должно быть таким, как есть – всё! Человек должен жить так, чтобы ничто не мешало ему заниматься главным – наукой, работой, не отвлекало его время и силы. Существующий порядок вещей создан для того, чтобы максимально обеспечить это, и должен быть сохранен целиком!

И если его отношения с Ритой мешают продолжать борьбу, он, не откладывая, должен изменить их. Ему нужна женщина? Есть ещё и другие женщины, множество женщин, ничем не хуже Риты – сплетай пальцы с ними. Как прежде.

И даже сегодня незачем с ней встречаться. Да: сегодня – есть гурии, они всегда готовы для тебя.

... Но в зале для эротических игр, без конца меняя в танце гурий, Милан чувствовал, что ни одна из них не вызывает у него желание. Злясь на себя, он ушел в холл, уселся в глубоком кресле в полутемном углу. Задумался, стараясь справиться, настроить себя на то, чтобы увести из зала какую-нибудь гурию.

Легкое прикосновение к плечу заставило его поднять голову.

– Милан! – перед ним стояла дежурная, аспирантка-сексолог. – Что с тобой, друг мой? Здесь – и такой невеселый!

– Ничего, сейчас пройдет.

– Что-нибудь случилось? Или просто устал?

– Пожалуй.

– Дать тебе что-нибудь возбуждающее?

– Не откажусь.

Но в кабинете, куда она привела его, он не стал торопиться; секстонизатор в стакане оставался нетронутым.

– Пей, пей!

– Успею.

– Ну, как хочешь, – не в обычае сексологов проявлять настойчивость к гостям. Правда Милан не только гость: они слишком давно знают друг друга; была и близость, но это позади – сейчас их тесно связывают лишь общие интересы.

– Как наш профессор Йорг?

– По-прежнему. Здорово надоело!

– Ты пробовал ещё раз ему сказать, что пора переходить от слов к делу?

– Зачем? Дан не дал себя уговорить – он вынужден был признаться в этом.

– Нового он ещё ничего не надумал?

– Видно, долго ждать придется. Контрпропаганда! Только контрпропаганда! А надо срочно такое, что остановит эту заразу пока не поздно. И не так, как привыкли наши мудрые старцы, которые уже один раз успели остановить ситуацию, только как следует отступив.

– Не время ссориться: только на руку Дану.

– Это лишь пока меня и сдерживает.

Осторожный стук в дверь прервал их разговор.

– Можно!

В кабинет вошел встревоженный инструктор-гурио.

– Говори!

– Они неправильно ведут себя!

– Ты увел их?

– Нет – не гурии!

– Что?! Кто?

– Гости. Совсем молодые.

– Что они сделали?

– Когда гуриям сказали: “Пойдем!”, они стали не пускать и спрашивать: “А она сама – хочет? Она – сплетала с тобой пальцы?” Зачем они так делают?

– Дождались! – Милан вскочил: вместе с сексологом он почти бежал по вестибюлю.

Им не нужно было спрашивать гурио, кто – они сразу бросались в глаза: трое юношей, универсантов, в одинаковых жилетах с изображением полушарий Земли-2. Ещё пятеро в точно таких жилетах находились неподалеку от них, но они обнимали гурий. А эти – трое – стояли рядом друг с другом: побледневшие, но со сверкающими глазами.

– Прошу вас выйти со мной!

– Почему, сеньора?

– Вы недопустимо ведете себя!

– Мы не делаем ничего плохого, сеньора.

– Если вам никто не нравится – уйдите, не мешайте другим.

– Мы не уйдем! – решительно заявил один из них.

– Здесь не принято спорить.

– Всё равно, не уйдем!

– Прошу прекратить! Слышите? Что вам надо?

– Что и другим.

– Почему ж тогда вы ведете неуместные разговоры вместо того, чтобы танцевать или уводить гурий?

– Потому что не знаем, хотят ли они сами.

– Их об этом не спрашивают: вам это известно.

– Нам это не нравится. Они тоже люди. Как и мы.

– Что?!

– Почему с ними можно делать, что хочешь, не спрашивая их согласия? Что они – рабы что ли? – Это уже было совсем...!

– Либо вы сейчас же уйдете, либо я буду вынуждена сообщить в университет, чтобы вас лишили возможности посещений.

– Пожалуйста! Мое имя Ив.

– Мое – Уно.

– Мое самое длинное: Александр.

Эти трое явно чувствовали себя героями. Остальные пятеро не вмешивались, но с восхищением смотрели на них.

Дежурная растерялась. И тут вмешался Милан, который до того молчал.

– Они не хотят понимать слов! – он повернулся к тем, кто не принадлежал к компании универсантов. – Мы не виноваты: они вынуждают применить к ним силу!

Он протянул руки стоящим рядом – они сцепили локти; другие сразу начали присоединяться к ним. И сомкнутая цепь двинулась на тех троих. Другие пять универсантов бросили гурий и поспешили к своим товарищам. Они тоже сцепили локти.

– К колонне! – крикнул один из них: их хватило бы обхватить её кругом. Но им не дали: надвигающаяся – грудь на грудь – цепь гостей во главе с Миланом сомкнулась, сжала их, отсекла от колонны, лишила возможности сопротивляться, потащила к выходу.

А гурии стояли и смотрели. Одни – побледнев от возбуждения, с широко раскрытыми глазами; другие нервно хихикали.

Двери раздвинулись: людское кольцо с плотно зажатыми внутри универсантами исчезло. Снова зазвучала музыка.

Стали возвращаться те, кто выводил скандалистов. Но вечер не удавалось вернуть в нормальную колею: гости, собираясь группами, обсуждали случившееся – на гурий не обращали внимание. Дежурная, уже не покидавшая зал, вместе с Миланом подходила к ним: тихо просила не вести эти разговоры в присутствии гурий. И тогда гости начали уходить. Было чуть более двадцати одного часа, а уже никого не осталось: случай беспрецедентный.