Борис Мир - Данэя (СИ)

– Светлой памятью Марка, нашего Деда, клянемся быть вместе всю жизнь! Быть верными друг другу! Продолжить любовь в рождении детей! – Ого!

Невеста берет на руки ребенка, протянутого ей Лейли, и потом передает жениху. Но тут внимание отвлекло другое: Милан, обнимающий свою Риту и смотрящий на нее так, что всё переворачивается внутри. Он – бывший: самый талантливый и любимый ученик – перебежчик, изменник! Заразился их безумием: любуется этими младенцами, украшенными цветами наподобие полинезийских дикарей.

И весь обряд дико нелеп: что за клятва на всю жизнь – а что они собираются делать, если желание жить вместе пройдет или встретится кто-то, который пробудит в одном из них страсть?

А это уже совсем прелесть. Огромный длинный стол, эти двое в центре его, и шут, провозгласив здравицу им, пробует вино и заявляет: “Горько”. Остальные с недоумением смотрят на него, а он им – разъясненьице:

– По одному из свадебных обычаев вино на свадьбе считалось горьким, пока молодые супруги не поцеловались. Крикнем же им: “Горько!” – И громкий вопль сотрясает поляну, пока эти не начали целовать друг друга. Ах, как трогательно!

Что только не все обряды вспомнили! Жрецов бы сюда, да жертвы заколоть, хотя бы голубей, как в “Кесарь и Галилеянин”, и окропить жертвенной кровь молодых. Было бы совсем мило!

Ну ладно, шут: говори, произноси свои тосты! Дану здравица и Эе – посаженным отцу и матери, верным друзьям Лала Старшего, первым вспомнившего о том прекрасном, что некогда существовало на Земле, что незаслуженно забыто и почти исчезло. Ещё достаточно корректно!

Здравица в честь матерей: Эи и Лейли. И здравица в честь детей их: Лала, Дэи и маленького Марка, спящего в доме. Уже откровенней!

А теперь в честь готовящихся стать матерями: милейшей Риты, рядом с которой блаженно улыбающийся Милан, а потом одной за другой – педагогов, окружающих Еву. Старые враги, от которых ничего другого нельзя было и ждать. И призыв к другим: пусть родят детей, пусть узнают счастье материнства!

Откровенней некуда! Почти что – открытое выступление, если учесть, что это передается по всемирной трансляции.

Ну, что ж! Противник занимает боевую позицию и думает начать безостановочное наступление. Пора показать ему, что он подошел к рубежу, на котором его встретят те, кому не нужны бредовые идеи Лала. Их намного больше, чем твоих сторонников, гениальный Дан: ты сумеешь сразу убедиться в этом. До сих пор тебе не мешали – дали поставить пьесы, опубликовать опусы Лала. Ну, и что с того? Большинство слишком спокойно отреагировало на них, – многие даже не заметили, продолжая думать только о своей работе.

Но остановить их пора. Сейчас, после этого выступления, – самый момент. Необходимо потребовать прибытия на Землю спасателя Ги. И так – его лечение продолжается странно долго.

А на поляне звучит здравица в честь преподавателей университета – учителей молодоженов. Встает ректор:

– Я пью за моих молодых учеников, у которых не прочь сам кое-чему поучиться. Что-то радостное, прекрасное возвращается на Землю: они участники этого – студенты во все времена были участниками борьбы за всё светлое, что происходило на Земле. – И он запевает древний университетский гимн: “Гаудеамус игитур ювенес дум сумус”. Его подхватывают универсанты и профессора, за ними хор актеров, – потом почти все. Громкие звуки отдаются в горах.

Всё это видит и слышит Йорг. Вот ещё один враг – старый товарищ по университету.

... Но он не слышит другое. Ли, подсев к Дану, спрашивает:

– Капитан, Ги уже можно позволить вернуться?

Дан недоуменно смотрит на него:

– Разве он выздоровел?

– Он мог поправиться давно. К нему применяют пока наиболее медленные из возможных способов лечения.

– То есть?

– Ты сказал, что преждевременный суд над ним может помешать возможности рождения детей полноценными женщинами: я передал Ги и врачам просьбу замедлить лечение. Наши противники ничего не знают: мы не пользовались радиосвязью – всё передано лично, через космонавтов, улетавших в Малый космос, и дальше по цепочке. Там больше наших сторонников, Капитан, чем здесь. И всё было сделано, как я просил, и тем же путем сообщено мне на Землю.

– Ты молодец, Ли!

– Я же не мог заниматься только своим лечением, Капитан. Но там ждут моих дальнейших указаний: лечение Ги не удастся ещё затянуть.

– Пусть возвращается. Пока он вернется и закончится суд, успеет родить Рита и остальные – уже беременные; начнут ждать детей ещё немало женщин. Этого будет достаточно. Передай это Ги.

– Сделаю как можно скорей.

– А теперь в круг – танцевать!

Лейли старалась недаром: около пятидесяти беременных в первый же месяц после свадьбы Ива и Лики. И несколько свадеб людей разного возраста.

Было с чем выступать. Ли через космонавтов отправил Ги указание больше не задерживаться. Оно ушло через три недели с крейсером, летевшим к Урану: он должен был затратить на путь туда около двух месяцев, так как рейс был не экстренным – проводился с минимальным расходом энергии на мегаграмм груза. От одного до двух месяцев могло ещё пройти, пока весть оттуда могла достигнуть Ги. Затем можно рассчитывать на месяц окончания его лечения в Космосе, два месяца доставки на Землю и месяц нахождения здесь в санатории. Только после этого могли начать судебное разбирательство, на котором он будет давать показания.

Самое короткое время до суда составляло семь месяцев – в этот срок должна уже родить Рита; максимально возможное – одиннадцать месяцев: кроме нее успевали родить ещё пять женщин. Итого, кроме Лала, Младшего, и Дэи, ещё двое или семеро детей смогут послужить значимым грузом на чаше судебных весов.

61

Милан переживал трудное время. То, чем он занимался – разбор архива Лала, несмотря на огромную ценность всего, что узнавал, не могло полностью заменить привычную, любимую работу.

Удастся ли вернуться к генетике? Когда?

Рите он об этом ничего не говорил: она готовилась к слишком важному. Дан установил над ней самый строгий контроль, и Милан следил, чтобы она неукоснительно выполняла все его указания. Но находиться с ней всегда и везде для её безопасности Дан отсоветовал: его тревога могла передаться ей. Поль знал, что на студии её нельзя оставлять одну – Дан предупредил его; иногда вместе с ней была и Лейли.

О генетике он говорил только с Дэей. У нее ещё не было собственных научных интересов – она внимательно слушала взрослых. В том числе – и его. Потом его – больше, чем всех. Он видел, что сумел пробудить в ней немалый интерес: похоже, что со временем девочка смогла бы тоже стать генетиком. На вопросы, которыми она порой его засыпала, отвечать порой было не легко.