Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 08

Сдержанный гул прошёл по классу.

Тамара сидела красная, не поднимая головы. Ей уже казалось, что к ней сейчас подойдут и снимут галстук. Однако её испугало не то, как это она вдруг останется вне пионерского отряда. Это ей сейчас пока в голову не приходило. Она боялась, как это на глазах всех с неё снимут галстук и все будут глядеть, шептаться, может быть, насмешничать…

Но никто не подходил к Тамаре и не снимал с неё галстука. И как только внимание было отвлечено от неё, она, искоса поглядывая по сторонам, снова подняла голову и, спокойная, только чуть румянее, чем всегда, сидела так, будто ничего особенного не произошло и ничего плохого о ней не было сказано. Зина, которая понемножку пришла в себя, поглядела на неё в эту минуту и была поражена: Тамара сейчас, как две капли воды, была похожа на свою мать - та же осанка, тот же уверенный, чуть снисходительный взгляд, то же спокойствие.

Зина отвернулась. Видно, Зина всё-таки была плохой пионеркой. Хоть сто раз повтори ей, что пионеры должны дружить и крепко стоять друг за друга, с пионеркой Тамарой Белокуровой она больше дружить не могла.

- Я не хочу сказать, что Зина совсем не виновата, - горячо и гневно говорила между тем Елена Петровна. - Конечно, мы знаем, что Зина это сделала не потому, что она верует в бога, не потому, что действительно считала нужным нести в церковь кулич. Она сделала это потому, что так велела бабушка. Старших надо уважать. Старших надо слушаться. Это так. Но нельзя забывать и о том, что вы пионерки, что вы носите красный галстук на груди. Вступая в отряд, в чём вы торжественно обещались перед лицом своих товарищей? Верно служить делу нашей партии. Подумайте, какое высокое, какое большое обещание вы дали! Можете ли вы нарушать это обещание? Нет, не можете. Ни на один шаг вы не можете отступать от своих пионерских принципов. И если уж пришлось так, если старшие говорят противное этим принципам, - выбирать не приходится. Трудно противостоять иногда, но что ж делать! Надо противостоять. Павлику Морозову было нелегко идти против своего отца, но он не уступил, не сдался. Умер, но пионерской совести своей не запятнал.

Елена Петровна умолкла. Наступила тишина. Но никто этой тишины не прервал.

- Иногда кое-кто из пионеров считает: ну, а что из того, что я сбегаю в церковь? - снова начала Елена Петровна. - Я же не молиться. Я же в бога не верую. И не понимает такой пионер, что он уже против своих пионерских принципов чем-то поступился. Сегодня этим поступился - сбегал в церковь, завтра чем-нибудь другим поступился - обманул родителей или учителя, не пошёл в школу, потому что не хотелось приготовить урок… А послезавтра ещё какой-нибудь, как будто пустяк… А принципиальности-то пионерской уже и нет у человека. Сегодня он поступился в мелочах. Завтра поступится в серьёзном. Как же верить такому пионеру? Всё, что я говорю, относится и к тебе, Зина. И дело вовсе не в том, увидели тебя или не увидели. Каждый из нас сам себя должен видеть всегда и во всём. И никогда не поступать так, чтобы приходилось от других прятаться.

Зина поникла головой. В классе стояла тишина. Ирина Леонидовна что-то торопливо записывала в своей тетради. Вера Ивановна сидела с обиженной миной, поджав губы, казалось, что на её лице с большими глазами и крупным носом вовсе нет рта.

- А мы тоже хороши! - продолжала Елена Петровна. - Походили, походили к Зине да и забыли. А как там сложилась жизнь? Нам и узнать некогда было! И мне в том числе. Собиралась пойти к Зине и не сходила. Ну, что ж, бабушка дома, значит, всё хорошо. А вот оказалось, не всё хорошо. И вместо того, чтобы помочь, чтобы поддержать друга, когда он оступился, мы не нашли ничего лучшего, как устроить над ним судилище, да ещё и осудить! Зина! - Елена Петровна обернулась к Зине и протянула к ней руку, подзывая её: - Подойди сюда и надень галстук. Он твой. И мы не имеем права снимать его: мы не меньше виноваты, чем ты!

- Да, да! Надень его! - торопливо подтвердила Ирина Леонидовна, чтобы не оказалось, что она, вожатая, осталась в стороне.

Зина, поглядев Елене Петровне в глаза, подошла к столу, взяла свой галстук и снова надела его.

И вдруг весь отряд взбушевался. Девочки захлопали в ладоши, закричали.

- Зина, иди к нам! - кричали со всех сторон. - Иди к нам, садись! Иди к нам!

Зина, словно придя в себя, слабо улыбнулась. И неизвестно, откуда взявшись, отчётливо, будто сделанные из золота, зазвенели в ее памяти строчки писателя Гайдара:

«…И в сорок рядов встали солдаты, защищая штыками тело барабанщика, который пошатнулся и упал на землю…»

Это она, пионерка Зина Стрешнева, пошатнулась и упала на землю. Но встали за неё товарищи в сорок рядов!…

И потеплевшими, посветлевшими глазами окинув девочек, которые всё ещё не могли уняться, она вернулась на своё место и села по прежнему рядом с Фатьмой, со своим верным другом.

- Вы даже не дали проголосовать! - стараясь скрыть своё возмущение, сказала Вера Ивановна.

- Но они же проголосовали, - чуть-чуть улыбнулась Елена Петровна. - Разве вы не слышали?

Вера Ивановна отвернулась и замолчала. Она решила поставить вопрос о дерзком поведении Елены Петровны на педсовете и потому больше уже не вмешивалась.

Ирина Леонидовна тоже не возражала. Может, она боялась, что, споря с Еленой Петровной, она попадёт в неловкое положение. А может, начинала понимать, что Елена Петровна права, и, руководя людьми, надо поглубже заглядывать в их души и прежде всего помнить, что каждый из них - живой человек, а не подопытный кролик, которого можно положить под нож…

Зина ничего не рассказала дома. И, может быть, отец долго не узнал бы, что с ней случилось, если бы не Антон. Он играл с Изюмкой в мячик, мячик укатился в спальню под зинину кровать. Антон полез под кровать и уронил перекинутое через спинку коричневое зинино платье. А когда поднял его и стал стряхивать, то увидел, что на рукаве вместо красной полоски только пустое тёмное пятно.

- Зина! Зина! - закричал Антон. - Поди-ка сюда, погляди, ты свою полоску потеряла!

Зина покраснела, вскочила, хотела бежать в спальню, но встретила вопросительный взгляд отца и снова села. Строчки учебника слились перед её глазами.

А встревоженный Антон уже тащил её платье.

- Смотри, не видишь?! - кричал он. - Вот пришла бы завтра в школу, а полоски нету! Ты, наверно, зацепилась рукавом, а она и оторвалась! Видишь?

- Да, я знаю, знаю, - сказала Зина.

Она взяла платье из рук Антона и снова отнесла его в спальню. Антон удивлённо смотрел ей вслед. Если знает, то почему не пришьёт? Антону и в голову не могло придти, что Зина только что, утирая слёзы, собственными руками отпорола свою полоску.

Зина снова села за уроки. Антон с Изюмкой продолжали свою игру. Из кухни доносились отголоски мирного, весёлого разговора - это бабушка и Анна Кузьминична сидели там, пили чай, угощались куличом и вспоминали молодость.