Журнал «Пионер» - Пионер, 1951 № 02

Гао и Ли Пин повернулись к Яню, внимательно выслушали его слова и погрузились в счёт. Ответил на этот раз быстрее крестьянин Ли Пин, а у Гао число получилось не такое, как у Ли Пина. Проверили - и снова у Гао вышло иначе.

- Хо! - радовался Ли Пин. - Хо, давай, давай проверим ещё раз! Я не учился в школе, но и не ошибался никогда. Мудрость народа выше мудрости, которой обучают за плату!

Гао, казалось, готов был заплакать от отчаяния. Но вдруг взгляд его упал на человека, стоявшего недалеко от него, под старой акацией. Человек этот смотрел на Гао смеющимися глазами, как бы говоря: «Ничего, Гао, крепись!» Гао вспыхнул, прикусил нижнюю губу, чтобы удержать радостное восклицание, и, скрывая своё волнение, опустил глаза.

Никто не успел заметить этой коротенькой сценки.

Человек, стоявший под акацией, одетый в обыкновенную синюю стёганку, спокойно переступил с ноги на ногу и отвязал от пояса трубку. Гао покраснел и кивнул незнакомцу. Этого тоже никто не заметил.

Толпа, обсуждая состязание в искусстве шоу-суань цзи и возвращение Гао, громко обмениваясь мнениями, понемногу стала расходиться. Выбрался из толпы и ушёл со своей дочкой Чжан Го-тун. Никем не замеченный ушёл и незнакомец в синем ватнике. Гао проводил его долгим сияющим взглядом.

Какой-то проходивший через Ханьпу носильщик остановился возле Гао, сбросил свою ношу на коромыслах прямо на землю, вытер рукой вспотевший лоб и поинтересовался, что же случилось в Ханьпу. Поговорить с ним решил старый Янь. Он в сотый раз рассказал о том, как дорого стоит учение в городе.

Проходили через Ханьпу двое крестьян, жителей Лицзянсяна - дальнего села. Остановились и они у фанзы старого Яня. Один из них, постарше, с седыми пучочками бровей на загорелом морщинистом лице, снял соломенную шляпу и низко поклонился Гао, а другой, паренёк лет пятнадцати, почтительно и боязливо взял в руки книгу, привезённую Гао. Он не пытался даже полистать страницы, только ногти его побелели от напряжения: паренёк держал книгу так, будто это была птица и сейчас она выпорхнет из его рук и пропадёт в сияющем весеннем небе.

Разошлись прохожие каждый в свою сторону, и к вечеру весть об учёном Гао, который закончил школу в Даньяне и умел прекрасно считать на бумаге, долетела до самых дальних сёл. Седобровый крестьянин из Лицзянсяна говорил даже о том, что в честь возвращения сына старый Янь решил отпустить усы. Усы, по древнему обычаю, отец отпускает после того, как его сын женится. Но бедняку выучить сына - дело нелёгкое. Можно и усы себе позволить.

Да, это было чрезвычайное событие: Гао, сын Безземельного разносчика - май-май женя - стал гордостью Ханьпу. О нём говорили в течение целого месяца, удивлялись, радовались, завидовали.

А другое событие, которое произошло в Ханьпу в тот же день, было таким обычным, что на него никто не обратил внимания. Только кое-кто из женщин вздыхал, вспоминая своих детей, дочь или сына, да на дороге прохожие сторонились, пережидая, пока пройдут по узенькой каменной тропинке крестьянин с девочкой.

В этот день крестьянин Чжан Го-тун отвёл в соседнее село, к помещику, свою старшую дочку.

Чжан Го-тун арендовал у помещика Чена из соседнего села Лицзяна пять му 1земли. [ 1My - одна шестнадцатая гектара.] Два года тому назад он взял у Чена взаймы соху и деревянный ящик для посева зерна. Урожай в то лето был плохой, и Чжан Го-тун не сумел вернуть Чену долг - полданя 2чумизы. Прошло полгода - долг вырос вдвое, а ещё через год увеличился в десять раз. [ 2Полданя - около пятидесяти килограммов.]

Потому что Чен говорил:

- На моих полях за это время каждое зёрнышко принесло десять новых.

А теперь, даже если бы Чжан Го-тун отдал ему весь свой урожай, он не смог бы расплатиться с помещиком. Приходилось навсегда отдавать Чену дочку.

Цзун-Цзунгу плакала. Прохожие горестно вздыхали и покачивали головами, глядя вслед Чжан Го-туну и его девочке.

Прозрачное, ясное небо дышало теплом. Маленькие белые облачка отражались в неглубокой воде рисовых полей. Зеленели всходы; на невысоких валах, разделявших поля, поднималась молоденькая густая травка. Вдалеке синели горы. Над самой землёй кружились ласточки.

Стояла весна - прекраснейшее время года, когда солнце, внимательный и заботливый хозяин, согревает каждый стебелёк, поит теплом самое крошечное зёрнышко, ласкает и нежит всё живое на земле.

Чжан Го-тун шёл и думал. Он думал о том, когда теперь придётся ему видеть свою дочку, о том, как быть без неё дома: маленькая она, а помогала много…

Тревожно, неспокойно было на сердца Чжан Го-туна ещё и потому, что тревожно и неспокойно было на земле. Чжан Го-туну лет было уже много, но он не помнил, когда началась война. Отец Чжан Го-туна, и его дед, и отец его деда всю свою жизнь прожили во время войны, и Чжан Го-тун родился во время войны. Она длилась на протяжении всей его жизни, и до сих пор не видно было ей конца. Чжан Го-тун привык к тому, что ночами ветер пахнет едким дымом пожаров, а на горизонте, как зарницы, вспыхивают алые зарева. Страшными были годы, в которые довелось жить Чжан Го-туну. С того времени, как пришёл к власти Чан Кай-ши, Чжан Го-тун не знал ни одного спокойного дня. Каждая заря приносила с собой новое горе: то прибежит рано утром сосед Ли Пин и взволнованно расскажет об увеличении налога за проезд по мосту через реку, то вдруг арестуют и ушлют на каторжные работы в шахты соседских сыновей. За что?! Пели недозволенную песню, слышанную на базаре в городе. То вдруг помещик Чен втрое повысит арендную плату за землю, и Чжан Го-туну остаются только жалкие крохи от собранного урожая.

Так же, как дед, и прадед, и отец его, Чжан Го-тун верил, что жизнь была бы совсем не такая, как теперь, если бы не «май-го цзей» - люди, которые предают родину.

Когда Чжан Го-тун был совсем ещё маленьким, отец рассказал ему старинную легенду о май-го цзей.

Много-много лет назад, когда строили Великую Китайскую стену, один старый, мудрый человек наказал строителям: «Делайте Великую стену в шесть саженей высотой и в три сажени шириной, и тогда ни один враг не одолеет нашу страну. Но помните: если хоть на вершок сделаете Великую стену уже или ниже, не будет она иметь той защитной силы, ради которой мы её строим». Однако были среди строителей плохие люди - май-го цзей, изменники, которые ради своих интересов могут продать родину. И подумали май-го цзей:

«А почему бы нам не разбогатеть на строительстве Великой Китайской стены?» Подумали они так и решили по всей длине сделать Великую стену уже на четыре кирпича. Вот почему стена не могла защитить страну от врагов: лезли в Китай все, кому не лень: и англичане, и японцы, и американцы.