Борис Конофальский - Инквизитор [litres]

А народ глядел на это бесчестье и надругательство и с отвращением и с презрительным ехидством мол: и поделом ей.

Наконец Сыч с колен встал. Снова вытер руки о платье женщины и, подойдя к коннетаблю и сержанту, стоявшим в стороне, сказал:

– Пусто, экселенц, золотишко она либо в лесу спрятала, либо проглотила. Если в лесу, то искать непросто будет, собаки потребуются. Или на дыбу её вешать и пытать где спрятала, да и то дело пустое. Баба с перепугу ежели спрятала, то потом и нипочём место не найдёт, даже если и сама захочет. Они ведь, дуры, если, что прячут, то и сами потом не вспомнят, где. А ежели проглотила, то поить её солёной водой, пока не сорвёт её, или кормить да ждать, кислым молоком кормить с огурцами. Что делать будем?

– Упряжь лошади осмотри, – ответил солдат и пошёл к Франческе, сержант пошёл следом.

Волков подошёл к ней и, стараясь не вызвать новый приступ боли в ноге, присел перед ней на корточки. Женщина смотрела на него с ненавистью.

– Ну, вижу, не вразумил тебя сегодняшний разговор наш разговор. Сидела бы тихо, а лучше уехала бы, а ты, вон, что вытворяешь. На госпожу руку подняла! Знаешь, что тебя за это ждёт? – Спокойно говорил солдат глядя ей прямо в глаза. – Знаешь?

И тут Франческа как будто взорвалась, она начала осыпать солдата самыми отборными, самыми мерзкими, портовыми ругательствами на ламбрийском, какие только он слышал.

– О чём она болтает, господин? – спросил сержант у Волкова.

– Проклинает, – отвечал тот.

– Кого? – насторожился сержант.

– Тебя, – соврал Волков с ухмылкой, хотя все проклятия и ругательства адресовались ему.

– Меня? – удивился старый вояка.

– Тебя и твоих детей, – продолжал забавляться солдат.

– А меня-то за что? – Искренне удивлялся сержант.

– Так это ты её поймал, – врал Волков, его забавляло удивление сержанта.

– Ах ты ж тварь, – разозлился сержант пошёл к коновязи и набрал полную пригоршню конского навоза, подошёл к Франческе и левой рукой, сдавив ей щёки, разжал зубы, та пыталась, сопротивляется, но он забил ей в рот целую пригоршню навоза, приговаривая, – жри, тварюга, жри за свой подлый язык.

Он сжал ей челюсти, что бы она не могла всё выплюнуть, и держал так. А она не сдавалась: выпучив глаза, мотала головой, старалась оторвать его руки от своего лица, плевалась. Вырывалась.

– Успокойся, Удо, – оторвал его руки от лица Франчески солдат, – ты её задушишь, гляди, посинела уже.

Сержант встал рядом, а солдат заговорил:

– Ну, что, будешь ещё лаяться или поговорим?

Франческа сидела, словно не слышала его, выплёвывала навоз. Отплёвывалась.

– Я человек добрый, – продолжил Волков, – я обещаю, что передам тебя в руки ландфогта, не осужу сам, если ты ответишь мне на два вопроса. Слышишь меня?

Франческа не поднимала головы. Не смотрела на него.

– Два вопроса, где моё золото и где твоя госпожа? Ответишь, и тебя будет судить фогт, кто знает, как там всё повернётся. А если нет, то я сожгу тебя сегодня же. Слышишь? Сегодня же! Думаю, барон будет не против.

Женщина не ответила ему.

– Упрямая тварь, – произнёс сержант.

А Франческа вдруг глянула на него с такой злобой, что старого воина качнуло. Он начал свирепеть:

– Ещё навоза хочешь, тварина?

– Успокойся сержант, – остановил его Волков и продолжил, – ещё одно предложение, говоришь мне, где моё золото и я тебя просто повешу. Никакого костра, мне уже плевать на твою госпожу. Я про неё спрашиваю больше для порядка.

Франческа опять не ответила, смотрела на камни мостовой и не поднимала головы.

– Где моё золото, ведьма, – вдруг заорал солдат, у него начинала ныть нога, он начинал беситься, схватил женщину за волосы и начал таскать, приговаривая, – где моё золото, а? Где моё золото?

А Франческа упрямо продолжала молчать. Терпела и молчал.

– Ведьма, – сурово сказал сержант.

– Ведьма, – согласился Волков, вставая и указывая на женщину, крикнул, – стража, на площадь её.

Два стражника подхватили Франческу под локти, поволокли к выходу из замка. За ними устремились все дворовые, приговаривая с благоговением:

– Жечь решили!

– Говорят ведьма!

Сержант помог солдату сесть на коня, сам залез на своего, и они поехали следом. Ехали молча, говорить им было, вроде, и не о чем, воины всё уже решили. Участь женщины была предрешена.

Прямо за воротами замка собралась толпа, люди из Рютте и малой Рютте пришли, так как знали о том, что случилось, было много и пришлых. Все пошли за стражниками, что тащили женщину на площадь. Все ждали казни, все знали, что коннетабль не простит нападения на баронессу и молодого барона.

На площади и у нового рынка народа было ещё больше, там был и Крутец и монах. Стражники приволокли Франческу, бросили её на землю, на ней было разодрано платье и нижняя рубаха, она была полуголой. Люди поначалу не узнавали спесивую служанку спесивой госпожи, а когда узнавали её, то начинали, не скрываясь радоваться, что, наконец-то, она получит по заслугам. А Франческа сидела на земле с разбитым лицом, с распущенными волосами, даже не пытаясь прикрыть наготу. Страшная. И зло смотрела на людей. Ей в голову прилетел ком земли, что вызвало у собравшихся радостный смех, и люди ей кричали:

– Что, лошадиная морда, получила на орехи!

– Валяешься, вон, в грязи, а раньше ходила барыней, через губу не переплёвывала!

– Наш коннетабль тебя скрутит в бараний рог, не таких крутил!

– Повесьте её, господин! Нехай ногами подрыгает! Нас потешит!

А она всех их ненавидела, люто ненавидела. И больше всех его. Женщина глядела, как с трудом солдат слезает с коня и идёт к ней, и проклинала его про себя. Проклинала, проклинала, словно надеялась, что его прямо тут убьёт молнией или прямо здесь и сейчас разобьёт паралич. Но с ним ничего не происходило, он опять опустился на корточки рядом с ней. С ним пришёл и стоял рядом сержант. И солдат спокойно заговорил:

– Повторяю тебе ещё раз, может к тебе, дуре, разум вернётся: я не буду казнить тебя прямо сейчас, а, может быть, даже отпущу, сбежишь, когда тебя к графу повезут, если ты ответишь мне на два вопроса. Где госпожа Ядвига и где моё золото?

Франческа взглянула на него, попыталась даже встать, но стражник стоявший сзади врезал ей древком копья по пояснице. Женщина скривилась от боли и уселась на землю опять, чем вызвала всплеск новой радости у людей.

– Ишь как перекосило, паскуду, – веселились собравшиеся. – Врежь ей ещё разок.

– Да, не милосердствуй, бей как следует!

– Ну, так где мои деньги? И где госпожа? Ответишь, где деньги, – повешу, ответишь на оба вопроса – помогу сбежать, не ответишь ни на один, – он помолчал, – сожгу.

Женщина снова убрала волосы с лица и произнесла:

– Ты выродок, ублюдок, сын портовой шлюхи, сосавшей у прокажённых, и сам шлюха, который давал матросам в детстве, ты виноват во всех бедах, что б ты сдох, будь ты проклят. – Закончив, она плюнула в лицо солдата.